В течение двух вечеров петербуржцы могли увидеть на сцене Театра оперы и балета Консерватории спектакль московского театра «Сатирикон» «Косметика врага». Спектакль поставил режиссер Роман Козак по повести Амели Нотомб.
Фамилия Нотомб на афише театра «Сатирикон» вряд ли была знакома большинству зрителей, хотя повесть «Косметика врага» (последняя премьера театра) дважды издавалась на русском языке, а на родине Амели Нотомб именуют «жемчужиной франкоязычной словесности».
\
Вы подумаете: «Какая-нибудь «дамская проза», про любовные страсти». Ничуть не бывало. Создатели спектакля — трое серьезных мужчин: Роман Козак (руководитель московского Театра им. А. С. Пушкина, постановщик спектакля и актер), Константин Райкин (второй исполнитель) и наш земляк Александр Орлов (художник). Они «дамской прозой» не интересуются. И вообще женщина в спектакле — почти неодушевленный предмет. Что-то вроде невинной жертвы на алтаре дьявола для черной мессы. Понасиловали, воткнули нож — и в сторону.
\
«А, так это бельгийская Маринина?» — облегченно скажете вы. И тут промашка. Конечно, ход истории детективный, действие построено на неожиданных поворотах, переключениях жанра, однако автор претендует на философичность, психоаналитичность и даже метафизичность.
\
Все начинается с дурацкой встречи в аэропорту — один мужчина пристает к другому с нелепым разговором, а кончается «падением» в метафизическую бездну. Под стать авторскому диалогу — он, кстати, сохранен постановщиком до единой строчки — и оформление. Александр Орлов выбрал в качестве «помощника» бельгийского художника-сюрреалиста Рене Магритта. На задник проецируется его картина: огромная глыба, повисшая в воздухе на фоне идиллического голубого неба. Глыба в любой момент может сорваться вниз и превратить человека в лепешку. Сюрреализм в данном случае уместен — «Косметика врага» предполагает сочетание абсолютной натуральности с противоестественностью. Вещь скроена искусно и требует мастерского исполнения, что мы и получили.
\
Про повесть французские критики писали: «Это 100 страниц динамита». И все-таки двум актерам в течение двух часов занимать внимание зрителей разговорами (к тому же с научными сылками на Спинозу и Паскаля) достаточно сложно. Надо отдать справедливость, Козак как режиссер проявил при этом максимум изобретательности. С помощью нескольких стандартных чемоданов, скамейки в зале ожидания и пяти мониторов под колосниками большая сцена петербургской Консерватории постоянно трансформировалась. Чемоданы — надгробные памятники; скамейка, поставленная на попа, — склеп. Иногда на мониторах мы видели размноженное, искаженное ненавистью лицо Райкина — Тексиля, или чей-то глаз. Словом, все превесело. Я уже не говорю о разнообразии мизансцен, мимики, смене ритмов.
\
В «Сатирикон» идут «на Райкина», однако не так часто замечательному артисту удается поработать с достойным партнером. Здесь партнер «держал удар». Разумеется, вначале Райкин — Текстор Тексиль заинтриговывал больше. Язык у него движется с феноменальной скоростью, сам он кружится, подобострастно приплясывает вокруг крупного, вальяжного, немного насупленного Жерома — Козака. Где-то Тексиль — кошка, где-то обезьяна. И уж само собой параноик. Временами не говорит — булькает. Жером только отмахивается от докучливого собеседника, словно от комара.
\
Но постепенно Жером теряет свою самоуверенность, насмешливость, безразличие, начинает возмущаться, ужасаться. В свою очередь и Текстор — Райкин из пустобреха, весельчака-философа превращается в печального романтика-извращенца. От заискивания этот судья — голос совести — переходит к тяжким обвинениям и наконец придавливает к земле чемоданом и правдой своего противника, чтобы затем слиться с ним в одном пиджаке и единой судьбе.
\
Можно сказать: ничто не ново под луной. На тему о человеке и его дьявольском двойнике написано множество повестей, новелл, комедий. Нотомб и сама отсылает читателя к своим предшественникам: Р. Стивенсону и Э. По. Причем она ни разу не упоминает Оскара Уайльда, хотя ситуация явно близка «Портрету Дориана Грея». Проповедь наслаждения как основы жизни, рефрен «Каждый, кто любил, любимых убивал» тоже от великого скандалиста и парадоксалиста. Впрочем, это приходит в голову уже после спектакля, а по ходу представления следишь за происходящим с большим вниманием. На мой взгляд, «Косметика» — наиболее удачный, цельный спектакль «Сатирикона» последних лет.
\
И все-таки явный мизантропический взгляд на людей, положенный в основу репертуара «Сатирикона», вызывает некоторое беспокойство. Аркадий Райкин переиграл множество дураков, наглецов, приспособленцев, только за любой маской просвечивало что-то человеческое. Константин Райкин, начиная с юношеских «Записок из подполья», специализируется на изображении страшных и уродливых масок. И чем дальше, тем они становятся страшнее. Правда, в новой постановке Райкин не прибегает ни к гриму, ни к горбу. В «Косметике врага» Текстор Тексиль и не человек вовсе, а бацилла, существующая в необъятном космическом пространстве зла (слово «косметика» в названии спектакля от «космоса»). Бацилла с легкостью заражает Жерома Ангюста, приоткрывает в нем подавленные садистические желания.
\
Понятно, можно следить за чужим душевным уродством отстраненно, получая удовольствие от психологического детектива. Но, похоже, авторы повести и спектакля предложили нам самим побродить по темным закоулкам собственного сознания. Признаюсь, я завзятый оптимист и предполагаю: не все мы готовые садисты и убийцы. Только каждый второй.