Орфей отправился за прекрасной Эвридикой в ад — гоголевский Хома Брут отправился туда же вслед за Панночкой, правда, не по своей воле. Оба были подвергнуты испытанию и не выдержали его. Режиссер кукольного театра «Потудань» Руслан Кудашов был подвергнут испытанию славой, получил в своем невинном возрасте «Золотой софит», но не испугался, а на следующий день после вручения награды выпустил новую премьеру в Большом театре кукол. Вслед за «Невским проспектом» он взялся за «Вия».
Из гоголевских повестей эта любимейшая театрами. Мы обожаем любую нечисть. «Вия» в нашем городе ставят с периодичностью раз в четыре года. Впрочем, большинство предшественников Кудашова увлеклись пьесой Нины Садур «Панночка». По Садур, Панночка, хоть и ведьма, но прежде всего женщина, нежность и жестокость в ней живут рука об руку. Кудашов не сентиментален и не эротичен. Если современные фрейдисты рассматривают инфернальный полет с Панночкой как метафору полового акта, и у Гоголя романтичная русалочка простирает к Хоме свои белые руки и перси, то в БТК никакой романтики нет. Лишь проплывают по небу лубочные русалка и свинья.
\
Новая постановка с первой минуты отправляет нас в ад. Языки адского пламени насквозь, как рентген, просвечивают махонькую церквушку-камеру, где с удобствами поселились три черта. Черти, словно древнегреческие парки, ткут судьбоносные нити, выбирают жертву для психологического эксперимента. Остановившись на философе Бруте, Вожак, Канцелярист и Шестерка (Борис Матвеев, Александр Куприянов, Алексей Степченко) не отпускают свою жертву ни на минуту. И сопровождающие на искус казаки, и Трактирщик (от Пиросмани) — дьявольские личины. Так они и представлены: лубочно-балаганные хари. Для их воплощения художники (Алевтина Торик и Андрей Запорожский) вместе с режиссером воспользовались приемом «тантамореск». Это когда вы на пляже в желтых плавках всовываете голову в изображение Альберта Эйнштейна и фотографируетесь, фотографируетесь... Эстетика спектакля в принципе подразумевает органичное триединство человека, маски, куклы (петрушечной, теневой, планшетной).
\
Постановка «Вия» очень цельная, исключая, может быть, необязательный сон о бурсе. По Гоголю, Брут вроде бы получает перекур между свиданиями с покойницей, но здесь нагнетание страха продолжается и в шинке. Обалдевшему философу ничего не остается, как напиваться до бесчувствия и танцевать безумный гопак (одному или с тряпичной дивчиной), что Пьянков проделывает виртуозно (особенно если учесть мизерное выгороженное пространство).
\
Собственно, почему Хома — философ? Единственный философский постулат, которого он придерживается: «Чему быть, того не миновать». Вспоминается сразу шлягер Рыбникова про «русский «авось». Видимо, эта ментальная пассивность перед опасностью и является предметом художественного исследования Кудашова. У Гоголя бурсак боится, но очерчивает магический круг молитвой. В спектакле Хома ночь от ночи скукоживается, почти растворяется, и призрак Панночки с прозрачными крыльями заполняет всю сцену еще до появления Вия.
\
Если вы слишком много спите, посетите премьеру в БТК. Вас будет поддерживать в состоянии бодрствования добрая память о гигантских крючковатых лапах, схватывающих за бока молодого человека, о поднимающейся со смертного ложа иссиня-белой покойнице, полетах в гробу — воздушной лодке. Когда-то артисты студии В. Спесивцева в Москве во время гроболетания щекотали юных зрителей за пятки (через проделанные дырочки в полу) — эффект оказался непредвиденным. Дети описались. Нынешний спектакль предназначен взрослым, так что, кроме легких припадков, зрителям театра ничего не грозит.
\
Если говорить серьезно, визуальное решение «Вия» выше всех похвал. Я имею в виду и сценографию, и мизансцены. Трудно разделить сделанное Торик, Запорожским и Кудашовым, но сценографы получили «Золотой софит» за «Пир во время чумы» тоже не напрасно. Оригинально решен образ самого Вия. Никакого чудища на ходулях с накладными ресницами. Он не явлен материально. Это какие-то электрические разряды, пульсирующие тучи. Но в заключение «вийского» эпизода на стене церкви появляется проекция лица Хомы. Он сам себе Вий. Подобно Гертруде из «Гамлета», Брут обратил зрачки в собственную душу и увидел там даже не язвы, а чудовищную пустоту. Это и привело, простите за невольную игру слов, к летальному исходу. Брут убил Брута. Цезарям в мире пошлости делать нечего.
\
Цезарей нет, но постановку делали талантливые люди, понимающие друг друга. О Владимире Бычковском, формировавшем музыкальный звукоряд, часто забывают, в то время как без него, скажем, эпизод с летающим гробом не производил бы такого сильного впечатления.
\
Впрочем, звучание спектакля к музыке не сводится. Какими должны быть голоса актеров в «кукольно-человеческом» театре, проблема особая. Возьмем, например, чертей. Атмосфера адской жути, заданная светом, продирающимися сквозь стены черными фигурами, несколько противоречит густому комическому «жанризму» речи персонажей, к тому же усиленному микрофоном. Вообще вся первая «сцена заговора» — из традиционного кукольного театра, хотя и разыгрывается актерами в масках. Конечно, гоголевские черти могут быть простоваты, как в «Ночи перед Рождеством», но «Вию» (по крайней мере этому «Вию») к лицу строгость и определенная прозрачность. Денис Пьяных (из театра «Потудань») органичнее остальных исполнителей. Мне скажут, потусторонние силы по своей природе неестественны. Однако в них должны ощущаться загадка, холод могилы, а не резвость выпивохи от пивного ларька.
\
На программке спектакля изображен фрагмент офорта Гойи «Сон разума порождает чудовищ». Пустота жизни Хомы и приводит к превращению его в мертвую игрушку для чертей. Д. Мережковский в знаменитой книге «Гоголь и черт» писал: у Гоголя черт «есть мистическая сущность и реальное существо». Вот этой мистичности, затаенности, «гойеобразности» мне иногда и не хватало. Хотя мотив таинственного не чужд и самому постановщику. Просто не было времени или сил дотянуть до собственного замысла. Это касается не только тьмы, но и света (в прямом и переносном смысле). В финале сцену заливает яркий божественный свет, в течение действия он мало давал о себе знать.
\
Спектакль еще будут подробно описывать и анализировать. Могу только сказать, «Вий» — важное событие для Большого театра кукол. В последние годы он находился в тяжелом положении и сейчас остался без руководителя. Сегодня на улицу Некрасова потянулся новый зритель, который раньше туда не захаживал. Я не прочу Кудашова сразу в главные режиссеры, однако хочется, чтобы удачный опыт с приглашением режиссера не остался случайным. Успех театру не повредит.