Выставка Сергея Лобанова в Строгановском дворце

Лобанов учился в студиях Ф.И. Рерберга (1906) и И.И. Машкова (1907), в Московском Училище живописи, ваяния и зодчества (1907–1913), но уже в годы занятий в училище он становится знатоком истории изобразительного искусства (провожая в 1908 году в поездку по европейским музеям своего учителя Машкова, никогда не бывавший в Европе Лобанов подробно объяснял ему, какие города посетить и что в каком музее смотреть). В 1914 году Лобанов занимался на курсах по истории искусств при московском Археологическом институте, а в 1918 году был зачислен в Отдел по делам музеев и охраны памятников при Наркомпросе. В 1922 году его назначают хранителем национализированного собрания С.И. Щукина. В течение полутора десятилетий Сергей Иванович Лобанов был заместителем директора Государственного Музея нового западного искусства (позднее значительная часть коллекции ГМНЗИ была передана в ГМИИ им. А.С. Пушкина, став основой собрания французской живописи второй половины XIX и XX века).
После недолгого пребывания в рядах Ассоциации художников революционной России (в 1924 году исключен «как чуждый идеологии АХРР и общей товарищеской жизни») Лобанов не состоял в художественных объединениях, а в выставках участвовал только тогда, когда его приглашали. Художника постоянно преследовала нехватка материалов. «Как вы должны быть счастливы, – писал Лобанов находящемуся в Париже директору ГМНЗИ Б.Н. Терновцу – видя в окнах магазинов краски, карандаши, холсты, альбомы… о которых я могу только мечтать! Если хотите порадовать меня, купите жестяную коробку акварели Винзор – Нью-Йорк на 18–24 чашки».
Если большинство советских художников 1920–1930-х годов стремились создавать полотна больших размеров, призванные отвечать «величию революции» или «строительству новой жизни», то холсты, оставшиеся от Лобанова – в своем большинстве небольшие пейзажные этюды – своеобразная «живописная скоропись».
Лобанов был не только серьезным искусствоведом (в 1925 году он выпустил брошюру о Поленове и Левитане, а в 1935 году удостоился степени кандидата наук), но и завзятым театроманом. В 1924–1925 годах, пользуясь знакомствами среди театральных художников, он превратится в «гражданина кулис» Большого театра, исполнив «триста рисунков на темы балета». Это наброски с балерин, готовящихся к выходу, с рабочих сцены или гримирующихся актеров. Заметим, что даже под беглыми зарисовками, почти намеками на рисунок, где едва различимы фигуры танцоров, Лобанов, оставлял рядом с монограммой «СЛ» весьма обстоятельную запись – «Сильфида. 6/IV 925» или «Тихомиров. Баядерка. 31/V 925».
Но означала ли сугубая приватность художнических занятий Лобанова его выпадение из эволюции искусства 1920–1930-х годов? Разумеется, нет.
Можно сравнить творческое развитие Лобанова в период обучения в Училище живописи с его эволюцией в советское время. В конце 1900-х годов от серо-охристых, почти «серовских» тонов («Мужской портрет», 1908) Лобанов переходит к фовистски напряженному цвету («Холодное солнце», 1909; «Женский портрет», 1910). На «Бубновом валете» 1912 года он выступил с группой близких друг другу фовистских пейзажей («Водоем вечером», 1911; «Белый дом в саду», 1911). Ранний Лобанов тяготел к немецким участникам «Бубновых валетов» (А. Явленскому и Г. Мюнтер) с их приверженностью к фиолетовым, лиловым, холодно-зеленым, к интенсивному «обнажению цвета», к сопоставлению чистых «цветовых эманаций».
С конца 1910-х годов общеевропейская (в том числе и советская) живописная эволюция пошла скорее в обратную сторону – «от живописи к предмету». Однако у лучших художников совершившаяся «эмансипация цветности» при этом уже никуда не исчезла: цвет, оставался «самоценным» и тогда, когда значение предметов вновь возрастало.
В работах Лобанова 1920–1922 годов еще очевидна «борьба» натуры и «обнаженного» цвета: верх берет то живопись («Химки», 1920), то натура («Весна на Ноевой даче», 1922), но уже в работах 1924 года («В Троицком», «Село Троицкое») достигнуто равновесие. Впоследствии – например, в группе этюдов с горами (1932, Гаспра) – Лобанов добился еще более убедительного тождества «градаций палитры» и «состояний природы».
Подобные процессы происходили и в сфере рисунка. В европейском рисунке начала ХХ века не наблюдалось настолько же резкого «обнажения графического», как в живописи – «обнажения живописного»; тем не менее среди зарисовок Лобанова 1910–1911 годов были наброски, аналогичные его живописным фовистским пейзажам с «Бубнового валета» (1912), с черными контурами зеленых древесных крон или лиловых дорожек в саду. В лобановских рисунках 1920-х годов ощутима такая же, как и в живописи, повышенная «самоценность» изобразительных средств – сангины, пастели, угля.
В рисунках 1920–1930-х годов – более прямая, нежели в живописи, «дорога к предметности». Весьма характерны пейзажи тех крымских мест, где Лобанов проводил отпуска, – Феодосии, Бахчисарая, Судака. Графические листы Лобанова легко отличить от рисунков других современников. Он рисует не мифологическую «Киммерию», а современные городки, хотя тоже воспринимает их подобием «ожившей легенды». Сангинные и пастельные изображения Бахчисарая или Феодосии – достоверные виды иссушенных солнцем ландшафтов, где есть и пологие горы, и городок с одноэтажными домами под черепичными крышами. Такие листы в основном и брали на выставки – объединение «Жар-цвет» и другие. Многие из них висели на персональной экспозиции Лобанова, устроенной 13 февраля 1929 года у него дома с помощью друга – художника К.В. Кандаурова.
В предисловии к каталогу едва ли не единственной «музейной» выставки Лобанова (Казань, 1926 год) К.А. Зеленина написала о том, что художнику не даются жанровые сюжеты. Однако со второй половины 1920-х годов жанровые сценки на все чаще появляются на рисунках Лобанова. «Повышается вес» работающих людей («Носильщик винограда. Судак. Крым»; «Детдом в Феодосии. Дежурная по двору», 1929). Это был путь уже не только к «предмету», но и к людям – впрочем, тем же путем эволюционировало искусство не только в Советском Союзе, но и на Западе (тема работы или рабочих у Фернана Леже и т.д.).
Открытие художников такого калибра, как С.И. Лобанов, – событие в культурной жизни страны. И искусствоведам, и зрителям еще предстоит освоить его наследие. Настоящая выставка – начало этого процесса, в котором должны сказать свое слово и руководители наших музеев, и наши коллекционеры, число которых за последнее время неуклонно растет.
(По тексту Глеба Поспелова)

источник: Пресс-служба ГРМ