22 июня 1980 года. Претендующий на первые в своей истории медали «Зенит» безнадежно проигрывает на своем поле минскому «Динамо» — 0:2. Юрий Морозов за 20 минут до конца встречи бросает в бой 18-летнего защитника Владимира Долгополова. Убийственным ударом метров с тридцати поразительно похожий на молодого Пушкина футболист посылает мяч в «девятку». Матч в итоге спасли, Владимир Долгополов прочно вошел в основной состав той незабываемой команды.
Наш друг Шавейко
— Запомнилась та игра, Владимир Михайлович?
— Запомнилась. Мне ведь тогда защитник минчан Валерий Шавейко помог, если бы не рикошет от его ноги…
— Не скромничайте, удар вышел классный! Тренировали специально?
— В восемнадцать-то лет?! Нет, удары издали особо не отрабатывал, другие задачи были у меня на поле. Говорю же, Шавейко помог. Мы его так и называли: наш друг. Он нам потом «помог» и в финал Кубка СССР пробиться, когда в четвертьфинале (защитник Валерий Шавейко в 1984-м играл уже за московское «Торпедо». — «Спорт»), выполняя пенальти, пробил выше ворот.
На Пушкина не обижаюсь
— Помните, кто придумал прозвище Пушкин, ведь к вам и сейчас так обращаются товарищи по той команде?
— Нет, признаться. На внешнее сходство с поэтом тогда многие обращали внимание, так и приклеилось. Но я не против (смеется). Вообще-то в молодежной сборной меня прозвали Аврора, или, сокращенно, Авр, но это просто потому, что из Ленинграда. А уж в Питере начали звать Пушкиным.
— Пожалуй, вы больше всех зенитовцев провели матчей в различных юношеских и молодежных сборных. Это помогло вам в плане роста мастерства, конкуренции за место в составе?
— Скорее, помогало. Я был постоянно в игровом тонусе. А это лучше любой тренировки.
— Вы были капитаном и комсоргом молодежной сборной. Это приносило какие-то материальные дивиденды?
— В те времена что капитан, что комсорг (да хоть парторг) зарабатывали одинаково. В основном система премиальных: выиграл — получи. Но в сборной я получал зарплату, которая была выше, чем в «Зените». Аж на 50 рублей (в сборной ставка была 300 рублей). Плюс премиальные после каждой игры, их уже выдавали наличными. Зарплату переводили на сберкнижку.
— Запомнилось время, проведенное в сборных?
— Я там рекордсменом оказался, сыграв за юношеские и молодежные сборные 64 игры. Состав у нас постоянно менялся, что не лучшим образом сказалось на результатах. Многих ребят выдергивали в первую сборную. Запомнилась игра с командой ФРГ. Составчик у них был классный, одни Феллер с Литтбарски чего только стоили. Мы им уступили тогда в полуфинале (молодежного чемпионата Европы 1982 года. — «Спорт»), но тот матч в памяти остался.
— Вы очень много матчей провели на позиции либеро. А теперь играют в обороне в линию и игроков вашего амплуа практически не встретишь. На ваш взгляд, это оправданно?
— Мне кажется, это не всегда оправданно. Для игры в линию необходимы очень быстрые защитники, а таких не хватает. Англичане много забивают в премьер-лиге, но ведь и много пропускают соответственно. По-моему, из-за отсутствия последнего защитника. А вот Миодраг Божович в «Москве», похоже, вспомнил, что все новое — это хорошо забытое старое, «горожане» играют с либеро, и поди им забей.
— Вы-то и опорного полузащитника играли…
— Я был универсалом, только в воротах не стоял, даже вперед отряжал меня Юрий Морозов. Был прыжок, а значит, прилично играл головой. И крайнего защитника тоже играл.
Опытные игроки незаменимы
— Но там Анатолий Давыдов прочно оккупировал фланг…
— Да, конкурировать с ним было непросто. В универсализме немало плюсов, но есть и минусы. Когда тобой начинают затыкать дыры в составе, это чревато потерей качества игры.
— Конкуренции-то вам хватало. Когда вы пришли в «Зенит», на месте либеро играл Владимир Голубев — глыба, которую, казалось, подвинуть невозможно. Волновались?
— Когда пришел в «Зенит», было не до выбора позиции. Сыграть бы там, куда поставят, главное, чтобы поставили. Тогда пять минут провести на поле в составе «Зенита» почитали за честь. Мы и о деньгах тогда не думали, только бы закрепиться в составе. Такие футболисты, как Голубев, Давыдов, Ткаченко, были необходимы команде. Играть с ними — ни с чем не сравнимая школа. Опытные мастера незаменимы. Они учат думать на поле. Это качество приходит с годами. Сотни раз вспоминаю разговор с Владимиром Александровичем Казаченком. Он мне тогда сказал: «Бежишь хорошо, отбираешь мяч неплохо, а отобрав, что делать будешь?» Я честно ответил: «Не знаю». Саныч успокоил: «Отдай мне». Пока такие люди были в команде, создавалось впечатление, что они думают за тебя. На первых порах это очень важно.
— К чемпионскому сезону закончили и Казаченок, и Голубев… Это раскрепостило? Никто не «напихает»…
— Оставались Давыдов, Мельников Слава, он был постарше, Клементьев. Тот самый сплав молодости и опыта, который необходим для победы. Но «пихать» — «пихали». Сверстники — друг другу, я, скажем, мог Валере Брошину, на что он отвечал взаимностью. Но никогда — Давыдову или Мельникову. Субординация не позволяла (улыбается).
— В чемпионском сезоне вы уже были стержневым игроком «Зенита». Когда сами почувствовали, что выходите на первые роли?
— Сейчас уж точно не скажу. Морозов поставил меня играть либеро, и я стал самым молодым футболистом на этой позиции в советской высшей лиге. Это было очень ответственно. Я это ощутил и расправил плечи.
Команда единомышленников
— Традиционный вопрос: основные слагаемые золотого сезона?
— Команда единомышленников. Сплоченный коллектив питерцев. Все знали друг друга чуть ли не с детских лет. Все готовы были отдать себя без остатка в каждой игре, подстраховать, помочь. Коллектив был потрясающий, атмосфера незабываемая. В этом немалая заслуга людей, отдавших к тому времени «Зениту» по многу лет, — Толи Давыдова, Славы Мельникова. После игры в Тбилиси («Зенит», проигрывая 0:2, победил 3:2. — «Спорт») мы уже летали по полю. Был невероятный эмоциональный подъем. А это приводило к полнейшей мобилизации и добавляло сил. В матче со «Спартаком» мы физически смотрелись лучше, а это дорогого стоило.
— В том матче, коль вы о нем вспомнили, было применено впервые ноу-хау: при штрафном ударе строили вторую «стенку», дезориентируя обороняющихся. Как это разработали?
— Это задумки Павла Садырина, мы их отрабатывали на тренировках. Подключались крайние защитники, все это постоянно отрабатывалось. Если бы в то время играли нынешними мячами, у которых как будто смещенный центр тяжести, думаю, мы тогда намного больше бы забили. Когда Юра Желудков готовился в игре со «Спартаком» пробить второй штрафной, Дасаев нервничал, устанавливая «стенку». Долго спорил с Сережей Родионовым, где ему встать. Родионов подсказывал, что Желудков снова будет бить в тот же угол, что и в первый раз, а Ринат настоял на своем, а когда Юра вновь забил, Сережа на весь стадион такое крикнул, что я, пожалуй, не рискну повторить (смеется).
— Зенитовцы вспоминают, что душой той золотой команды были вы, и без свежего анекдота на базе не появлялись.
— Отрицать не буду. Но все шутки, розыгрыши протекали всегда по-доброму, никто никогда не обижался, даже когда мы с Сережей Кузнецовым кому-нибудь воды в пододеяльник наливали. Всего, конечно, не расскажешь… На сборах хочется немного встряхнуться. Спасибо Александру Яковлевичу Розенбауму, он часто приезжал, много рассказывал, пел, естественно, привозил кассеты со своими песнями, с монологами Хазанова из серии «не для всех», потом они по городу расходились (улыбается).
— Что же такого есть в «Зените», что после победы неизбежен был провал? Того, что случилось в 1985-м, было не избежать?
— Что-то разладилось в команде, много было нездорового, если так можно выразиться, вокруг нее. Такое время было. На нашей славе немало людей погрели руки, в том числе и в материальном плане. Имею в виду тех, кто к «Зениту» прямого отношения не имел. Нам это было обидно. Так рушилась та атмосфера. Знаете, ощущение было такое, что мы корячились на поле, а люди, которые на него и не выходили, на наших спинах в рай въезжали. Это раздражало, да попросту злило. Все эти разговоры про наши загулы… Да, было в декабре. А потом сборы, и там уж не до развлечений. И никто у нас не зазвездился. На карантинах по нескольку дней сидели перед каждой игрой, а там — шаг вправо, шаг влево… А вот вокруг команды разное творилось.
— Была польза от забытых ныне карантинов?
— Больше вреда. Дня два перед игрой — еще можно об этом подискутировать. Но больше — это просто выбивает человека из колеи.
Коли выпало мне питерцем быть
— После чемпионского сезона вы возобновили свою карьеру в сборной. На сей раз в олимпийской.
— Да, съездили с Юрой Желудковым на Кубок Неру в Индию, затем в Новую Зеландию, а потом у меня была травма, и Анатолий Федорович Бышовец сделал ставку на своих игроков.
— Но он же пригласил вас в московское «Динамо».
— Я был против и «Динамо», и армейской службы в 26 лет. Но пришлось четыре месяца послужить в воинской части под Выборгом, в погранвойсках. Я ведь уже почти договорился тогда с минским «Динамо», но Бышовец настоял.
— Нельзя было, простите, как нынче говорят, откосить? Ведь обычно руководителям клубов это удавалось в те годы.
— В «Зените» началась тренерская чехарда, неразбериха… Мне всего-то и нужно было — перевестись на четвертый курс института имени Лесгафта, но не получилось. Я даже у Сергея Дмитриева дома жил, скрывался (смеется). А потом пошел и сам «сдался» в военкомат.
— Впечатление складывается, что динамовская эпопея оставила не самые теплые воспоминания. А Бышовец вас хвалил...
— Когда я в Москве на перрон выхожу из поезда на Ленинградском вокзале, мне уже хочется обратно в Питер. Недолюбливаю столицу... Ведь меня после «Динамо» Садырин звал в ЦСКА, как раз тогда он принял армейцев. Но я питерский человек и вернулся в «Зенит».
— А не по этой ли причине у вас со сборной не сложилось, что вы питерский человек? Тогдашние тренеры сборной (в основном Бесков и Лобановский сменяли друг друга) «Зенит» и его футболистов не очень замечали.
— Может быть. Но конкуренция была страшная. Это сейчас у нас в сборной один Сергей Игнашевич и больше никого на этой позиции, а тогда Бессонов, Хидиятуллин, Балтача — уровень-то какой! Мировой уровень.
— Так вы же универсал. Могли не только в центре обороны принести пользу. Или все-таки была любимая позиция?
— Я вообще-то начинал играть на месте левого защитника…
— Прочно занятом Анатолием Викторовичем Давыдовым…
— Это — гуру (улыбается). И так как по этой причине постоянного места у меня не было, мне выдали седьмой номер, на который никто особо не претендовал. Репутация у «семерки» была недобрая. Игрока под номером 7 или в дубль обычно переводили, или отчисляли. Я его получил перед игрой со «Спартаком», выключил тогда Ярцева, и номер стал для меня счастливым. Так он у меня и остался. И либеро я играл в футболке с номером 7. Позицию либеро считаю своей.
Дал Армении свет
— Вы вернулись в 1989-м в «Зенит», стоявший на вылет. Были шансы остаться в высшей лиге?
— Все было плохо тогда. Финансы… Их не было. Ушли все молодые. Саленко, Радченко, Вася Иванов, Машкарин, Колотовкин… Саленко квартиру дать не могли, из Красного Села ездил на тренировки. В Киеве ему дали две квартиры, отдельно — для родителей. Нужна была свежая кровь, а ее не было вовсе. Пришел Анатолий Коньков, привел с собой группу футболистов. Ушел посередине сезона, и они за ним, а в «Зените» некому играть, мальчишки из школы, к такому повороту совершенно не готовые. Вот и кончилось все тогда печально. Инфраструктура — популярное нынче слово, а тогда его и употреблять было смешно. Развал. И мы все разъехались кто куда.
— Кто куда, а вы в Финляндию.
— Да. Причем поехали с Мишей Бирюковым за свой счет. Там показали себя и трудоустроились. Как многие наши зенитовцы — в Финляндии поиграли Давыдов, Ларионов, Желудков, Чухлов, Кузнецов... Надо же было семьи кормить. Какие-то накопления были, но о том, что им суждено сгореть, нас забыли предупредить. Остались на бобах. А до этого, накопив за 10 лет тысяч 10 старых советских рублей, считали себя обеспеченными людьми (улыбается).
— Как финский период вспоминается?
— Уважение там заслужил. Ценили меня и специалисты, и пресса. А потом у них деньги кончились.
— И была Эстония…
— И громкий скандал. Команда «Тэвалтэ», укомплектованная сплошь русскими футболистами, идет на первом месте, всех обыгрывает, вратарь Бирюков не пропускает… Тогдашним властям это не понравилось. Приезжаем на игру, выходим на поле, а нам говорят: вас сняли с чемпионата. Придумали какие-то обвинения, а все потому, что «Флора», где играли эстонцы, должна была играть в предварительных раундах Лиги чемпионов, там деньги были немалые от телевидения, не хотели их терять.
— Вы еще и в Армении поиграли…
— (Смеется.) Потом, вернувшись, полгода к мясу не притрагивался, не мог…
— Перекормили?
— Именно! Утром шашлык, кебаб днем, вечером на природу с шашлыками и кебабами. Армяне — свои ребята, очень о нас заботились, в обиду не давали, уважали. Мне говорили: «Володя, позвони в ТЭЦ, пусть свет дадут, тебе не откажут».
— Давали свет?
— Дали как-то! (Смеется.)
— Мясо-то вы теперь употребляете.— (Смеется.) Я же говорю, только полгода не мог есть.
— Кто вас уговорил вернуться в футбол после многолетнего перерыва? Вы ведь, пусть и ненадолго, вышли на поле в футболке питерского «Локомотива»?
— Юра Герасимов. Он тогда работал с командой. Та команда наша всю жизнь вместе.
За друзей в ответе
— А теперь вы вроде как отвечаете за ребят, помогаете им.
— Да. Я в клубе «Зенит» теперь менеджер по работе с ветеранами. Всех возрастов. Стараемся заботиться обо всех. Николаю Михайловичу Люкшинову за 90. Никого не забываем. Очень благодарен руководству и за то, что мне доверили эту работу, и за заботу о ветеранах. Тяжелые 1990-е мы пережили. Хорошо, что они позади.
— Частным извозом тогда приходилось заниматься?
— Всем приходилось заниматься, кроме того что не стрелял, не убивал, не воровал (смеется). Сейчас иные времена. Команда «Зенит-84» существует, играет, и это здорово! Чемпионские перстни нам подарили, вот, гляньте, именные! Снять можно только с пальцем (смеясь, снимает перстень и показывает). Клуб позаботился обо всех, родственникам не доживших до этого дня чемпионов тоже выдали перстни — семьям Брошина, Степанова, Садырина. Так что мы именно командой сохранимся до конца дней. И будем играть ветеранские матчи. Для нас футбол — это наркотик.
— Не каркайте, Владимир Михайлович, не будем о конце дней. Лучше скажите, как вы думаете, нынешние чемпионы 25 лет спустя будут так же всенародно любимы в Питере, как вы?
— Не думаю. Как их чествовать прикажете?
— Об этом вам предстоит подумать в 2032-м году, вы же ответственный за работу с ветеранами.
— Вот я и не понимаю, как их собрать. В той команде питерцев маловато было. По всему миру придется рыскать.
— Хлопотная работенка вам предстоит.