Питерцы с детства знают, что «шалаш» — это что-то вроде палатки, которую ты строишь на даче между двумя яблонями из старого одеяла и маминых прищепок.
Летом там можно часами сидеть, шептаться с друзьями, пить компот и чувствовать себя первооткрывателем. Ну или в крайнем случае — это то, где Ленин шифровался на Разливе. А уж точно не фраза из поэмы о вечной любви.
А вот у москвичей всё иначе. Там «шалаш» — это не только про деревенскую романтику, но и целая лексическая история. Оттуда же пошли знаменитые строчки: «С милым рай и в шалаше» и «Милости просим к нашему шалашу».
Последняя, кстати, появилась не просто так, отмечает автор Дзен-канала «Беречь речь» — в старой Москве «шалашами» называли временные лавочки на рынках. Там и покушать можно было, и чего-нибудь прикупить, а хозяева завлекали народ рифмами.
Питерская интеллигенция, конечно, к этому отнеслась бы с иронией. У нас шалаши — это для детей и революционеров. А у них — целый образ жизни, с пирогами, прибаутками и рыночной суетой. Впрочем, пусть будет так. В конце концов, и у нас, и у них «шалаш» — это место, где кого-то ждут. И, возможно, даже с милым.
