Григорий Соколов очевидно великий пианист. Но из чего складывается его величие? Ответ ускользает. Может быть, оно в сверхкалорийности его игры: ухо быстро насыщается. Любой его концерт слушатель проводит в состоянии блаженной переполненности. Темпы неспешные, все клавирные прелести налицо. Но главное: в каждый момент есть поэзия, нечто сверхмузыкальное. Будто придумал себе story – из нот вычитал – и рассказывает ее как актер, играя поставленным богатым голосом.
Одни игроки выжимают из инструмента все возможное, помещают именно его в центр всеобщего внимания. Другие обращаются к слушателю напрямую, как бы минуя инструмент и делая вид, что "просто говорят" и так же делали бы это, будь у них под руками что-либо другое. Соколов – балансирует между. Он владеет роялем так, что абсолютный инструментализм незаметно переходит в свою противоположность: инструмент перестаешь замечать. И все равно на слух он остается очень большим и тяжелым. Оттого не трудиться, слушая Соколова, невозможно. Единственная форма слушания – это соучастие. Суров пианист, с годами он все больше замыкается и, выходя к публике, уже совсем не желает ни соблазнять, ни повелевать. А желает он – вот услышите – истаять над дневниками чахоточного Шопена.
2.04 Большой зал Филармонии
Борис Филановский