В 1975 году на «Ленфильме» была сделана картина «Дневник директора школы» с Олегом Борисовым в главной роли — и режиссер-дебютант Борис Фрумин сразу был отмечен прогрессивным профессиональным сообществом как тот, который «не врет» и «умеет». А «противоположной» части того же сообщества стало ясно: потенциально неблагонадежен, надо следить. (Понятно, что я здесь, ради лаконичности, привожу лишь канву событий.) В следующем году Фрумину удалось сделать «Семейную мелодраму» с Людмилой Гурченко, но уже на Рижской киностудии, а в 1977-м опять в Ленинграде приступить к работе над фильмом «Ошибки юности».
Ничто не было просто все эти годы для молодого режиссера, но «Ошибки юности» стали пределом для власти — производство остановили по приказу Госкино. В 1978 году Фрумин принял решение эмигрировать. Из копии «Дневника директора школы», которую иногда демонстрировало телевидение, исчез титр с фамилией постановщика.
\
Через одиннадцать лет, в 1989-м, я встретила на «Ленфильме» человека, про которого издали сразу можно было понять,
\
что он «западный», а взглянув в лицо — что «свой». Фрумина пригласили из США, где он — профессор киношколы университета Нью-Йорка, завершить и выпустить «Ошибки юности». В начале 1990-х он сделал «Черное и белое» с Еленой Шевченко и «Вива Кастро!» — были странные годы экономико-организационной вольницы в отечественном кино...
\
И вот теперь, спустя еще годы, на базе «Ленфильма» Борис Фрумин завершает работу над двухсерийным телефильмом «Нелегал», действие которого происходит в семидесятые.
Мы разговаривали больше трех часов...
\
— Как вы пришли в кино?
— Отец был редактором на Рижской кинохронике, в просмотровом зале рядом с его комнатой операторы смотрели материал. И я смотрел. И слушал комментарии. Это была школа. Потом два года работал на мопедном заводе учеником слесаря, учился по вечерам. Потом с третьей попытки поступил во ВГИК. Курс был Сергея Герасимова, который меня взял, прочитав мою работу о «Братьях Карамазовых». Там длинная история; помню, я прыгал от радости — казалось, что-то хорошее в моей жизни произошло.
\
— Но вашфильмы совсем не похожи на то, чему, кажется, мог учить Герасимов...
— Актерско-режиссерская мастерская — это возможность много работать с актерами и много читать. Первый год был трудным. Герасимова мы в отличие, скажем, от «молодогвардейцев» огорчали — начитанные, но жизни не знавшие. А кино — это про жизнь; ну, я упрощаю, конечно... Я даже думал уходить, но потом началась студенческая работа. Герасимов настаивал на классике — сверхзадачи решать очень полезно; сегодня я со своими студентами прохожу «Преступление и наказание» на английском языке... Еще Герасимов требовал, чтобы мы писали этюды, понаблюдав жизнь. Я выбрал отделение милиции, месяц просидел там, — это был урок. Урок неожиданности деталей, поведения. Как лежат вещи на столе у дежурного милиционера? И так далее.
\
— А кто учился вместе с вами?
— Из режиссеров наиболее известен Александр Рехвиашвили. Актеров знают все — Наташа Бондарчук, Коля Еременко, Наташа Белохвостикова...
\
— Как началась профессиональная деятельность?
— С практики у Григория Михайловича Козинцева на «Короле Лире», в Нарвской экспедиции вторым режиссером. Евгений Еней, Ионас Грицюс — рядом. Имя великого Андрея Москвина. Культура отношений. Высокопрофессиональная группа, замечательные актеры. И сам Козинцев — с его подходом к Шекспиру, нетерпением фальши... Бесценный опыт тщательной работы, на которую было время. Сейчас его нет, сейчас бюджет диктует среднее качество... По сути, мне, практиканту из ВГИКа, была доверена вторая по бюджету после «Ватерлоо» советская картина. (Неспециалистам поясню: второй режиссер — непосредственный организатор всей работы на площадке. — О. Ш.)
\
— Поэтому вы потом оказались на «Ленфильме»?
— Меня сюда распределили по рекомендации Козинцева. И с приязнью к моим учебным картинам директора студии Киселева. Но начальник отдела кадров, служивший прежде в Большом доме, сказал: вы работать здесь не будете. Там тоже целая история, в итоге заступничество из Москвы, в том числе Герасимова, а также разные случайности помогли, и меня согласились взять, — но ассистентом. И я ушел в армию.
\
— В армию?
— Да. Мне показалось, так правильнее. Год прослужил в ракетной сержантской школе, а потом в пехоте — работа на стройке, разгрузка картошки в Балтийске, писарем в ба-тальонном штабе. Опыт унижения солдатом солдата, унижения солдатом одной национальности солдата другой национальности, пьянство офицерского состава, некомпетентность... С другой стороны — выносливость ребят, своеобразие армейской дружбы и, в общем-то, солдатская среда, куда попадает человек с высшим образованием... Все это другие уроки. Полезные. Но...
\
— А через год?
— Вернулся на «Ленфильм», там сменилось руководство; я начал опять ассистентом. В знаменитом Первом объединении мне дали прочесть два-три сценария. На самой интересной советской киностудии, тогдашнем «Ленфильме», Первое объединение было лучшим. Понимаете, я ценю мнение коллег. Цеховая среда знает, кто как работает. Сегодняшнее кино разбросало профессионалов, студии умерли. Я верю в мастерскую больше, чем в мастера; круг людей, даже «разномышленников», дает более интересный результат. Короче говоря, свою первую постановку — «Дневник директора школы» — я получил в этом объединении...
\
— И вы начали немедленно его «подводить».
— Да, материал шел конфликтно. В монтажную поступали бесконечные списки поправок. Мы их сознательно не исполняли. Но тогда меня поддержали Олег Борисов, Глеб Панфилов, Игорь Масленников после первой сборки материала — и реакция всей студии в момент сдачи фильма худсовету. А «Семейную мелодраму» поддержал Герасимов, и я стал верить в то, что профессионально хорошо сделанная картина сможет в итоге «сама себя» отстоять. Однако на «Ошибках юности» уже ничто не помогло.
\
— Что не нравилось?
— Все. Молодой герой в центре — не устроенный в жизни. Армия — «неудобная» для показа. Деревня недостаточно интересная. Стройка недостаточно ударная. Жизнь Ленинграда показана «не с той стороны». То есть все элементы картины были со знаком минус. Товарищи предъявляли художественные претензии, они парадоксально смыкались с идеологическими. В кабинете замминистра Павленка дошло до крика и до мата... Такой был год на «Ленфильме» — Муратова, Шешуков, Фрумин... «Полка» росла, студия создавала за государственные деньги картины, которые не принимаются государством. Можно понять чиновников, можно понять сложность положения директора студии Блинова... но в то время нам казалось более правильным снимать неудобное кино, чем играть в поддавки с Госкино и цензурой.
\
— Перед собой казалось?
— Герасимов говорил: вот дверь, надо нагнуться — или расшибете лоб... А в советской школе учили: говорите правду, будьте честными. Как я мог изменить тому, чему меня учили с детства? Потом... мы знаем по опыту: честная работа — качественная. Нечестная работа тоже бывает, она может даже нравиться зрителю, и есть люди, которые хорошо ее выполняют. Но нельзя всех просить делать нечестное кино. Мне казалось, в такой ситуации оставаться — унизительно. Унизительно пытаться убеждать в своей правоте главного редактора студии в его голубеньких носочках. Или пьяненького секретаря парткома. Эти люди судили наши фильмы...
\
— Увы, оставим до другого случая все дальнейшее — отъезд, перипетии жизни в Америке и особенности работы в новые времена здесь. Что за история, которую вы сейчас завершаете?
— Надо сказать, что у меня американское гражданство. А у российского фильма, финансируемого отчасти государством, по закону, должен быть российский режиссер. Мой шанс — сделать кино на независимой студии, которая потом продаст свой продукт телеканалам. Такая студия нашлась, предложила сценарий «Нелегал». Я достаточно хорошо знаю время — это сюжет из семидесятых годов, как бы вестерн на советской таможне. «Как бы» — поскольку на самом деле это советское бытовое кино в новых обстоятельствах. Герой — человек определенной профессиональной этики в конфликте с новой профессиональной средой. Человек со стороны. Что, в общем-то, мне интересно. Работать непросто — среда сопротивляется, реквизита нет, время иное. Советские люди вели себя скромно. Скромность была качеством советского общества, сегодня это качество подзабыто...
\
Мне важен этот проект. В частности, и потому, что мои студенты снимают так же — малый бюджет, жесткие сроки. Я должен иметь право сказать им, что такой опыт сам прошел, и предостеречь от возможных ошибок...
\
— А насколько унизителен нынешний диктат продюсера?
— Знаете, наша профессия содержит в себе такое качество: ты должен проходить через чужое мнение. Продюсеры обязаны думать, смогут ли они потом продать этот продукт. Телевидение диктует свои требования. Цензура себя переодела, как мне кажется.
\
— Переодела? Была во френче, стала в пиджаке?
— Да. Но она все равно цензура. А вопрос, может ли искусство вообще работать без сопротивления, очень своеобразен...
\
ФОТО Юрия ЗАЙЦЕВА