В Театре сатиры на Васильевском Светлана Свирко показала свой «Нос». По Гоголю, разумеется.
Когда остаются с «Носом», то рассуждают обычно о пользе юношеству. И действительно, о чем еще рассуждать? Не о гении же Николая Васильевича Гоголя — об этом все известно на века вперед.
\
Что же за польза юношеству нынче от классики, и в частности от новой версии одной петербургской повести на сцене одного театра? Честно скажу: не знаю. Не знаю. Ибо пора за окном стоит очень уж неопределенная. С одной стороны, все как всегда: империя; воруют; в газетах дебильные объявления; врач-мошенник; офицер не помнит себя; молодой человек ищет работу; девица хочет замуж. И то и дело в разных местах «кровь отворяют». С другой же стороны, серая мертвость эта переливается всеми цветами радуги. Перламутр, одним словом. У людей, особенно некрепких мозгом (юных и вечно юных), головокружение идет. Принимают абсурд как должное: отдыхают, не поработавши, и мечтают о жизни чистой, светлой, о небе в алмазах.
\
На таком фоне вдруг пару лет назад на Вознесенском проспекте пропадает «Нос». Потом вроде появляется. Тот, что приделан к углу дома. Внушительных размеров. Но — малая форма, скульптура — не скульптура... Достопримечательность нашего городка. Впрочем, гораздо менее известная, нежели «Чижик». Не бронзовый. Ласковой песенки нету. Да и читавших повесть все меньше... Сейчас не знаю, на месте ли он.
\
Светлана Свирко живет в Петербурге и все это прекрасно чувствует тоже. Поэтому у нее в спектакле есть все перечисленное. Есть храп, обозначающий и сон и нос. Есть Империя — в духе времени, веселая. (И артисты играют заразительно, и публика хихикает.) Есть тот, кто заправляет историей, — Некто в цилиндре с рогами, потом оказывающийся в алом фраке с золотым шитьем. Несчастный Иван Яковлевич, обнаруживающий себя в странной лоханке: напоминает одновременно детскую коляску, старую потертую ванну и огромную форму для выпечки хлеба. Будто это он, Иван Яковлевич, и есть нос, очутившийся в буханке!.. Там же, кстати, просыпается и Майор Ковалев со своим известно каким совершенно пустым и гладким местом...
\
Есть и петербургский антураж: от арок, намекающих на Гостиный двор, до фрагментов панорамы Невского проспекта, а главное — две кариатиды, совершенно живые, временами приятные во всех отношениях. Они из комментаторш скоро превращаются в активисток действия. Вообще повесть расписана по персонажам достаточно изобретательно и, главное, убедительно.
\
Есть и вот эта летучая персонажность (если так можно сказать): шесть артистов играют всю «губернию», которая пишет, берет взятки, лечит, бреет, ходит в церковь, интригует и так далее. И сделано так, чтобы мы намеренно путались, кто есть кто: вот он — важный чин, а вот он же танцует в рюшах, а вот он же «конь в пальто». Кстати, есть очень смешной конь-самокат. И есть накладные бюсты, накладные ляжки и накладное то, что составляет предмет главного мужского беспокойства, — мужское достоинство.
\
И эта ложь, и эта путаница весьма актуальны: взгляните за окно — вчера он премьер-министр, а завтра? Наша радостно-юмористическая пора стабильности переливается летучими смыслами (см. уже упомянутое сравнение с мертвой стенкой перламутровой раковины, из которой вынули жемчужину) вплоть до полной неопределенности узора. Как вода в наших грязных каналах, которые, по слову поэта, воняют, спеша в красавицу Неву.
\
И есть у всех носы. Свинский пятачок у Ивана Яковлевича, намек на римские у кариатид, бдительный огромный у газетного конторщика... Даже у Того, Кто в полосатом цилиндре с рогами, нос обозначен — будто прикрыт от ясного солнца. А когда выходит сам Нос — стройные ножки в белых лосинах, узкие ручки в черных перчатках, высовывающиеся из ноздрей, умеющий гневно сморщиться и презрительно хрюкнуть, — публика хохочет: Театр в своей стихии.
\
Но если у всех такие носы, то обычный человеческий орган телесного цвета, натурально, воспринимается как аномалия; тут Театр просто торжествует. Однако Майор Ковалев — сущая заурядность, по Гоголю. В том-то и дело, что удивительная история не разбирает, с кем призойти, — с каждым и происходит. Хорошо было классику написать: смех — положительный герой. Светлане же Свирко для сцены требовалось кого-то среди этих масок хоть чуть-чуть очеловечить. Так Майор Ковалев все же на минуту доводится до драмы, пусть и драмы абсурда: пытаясь повеситься, он ладит петлю не выше своей головушки, а ниже. При этом мы изумляемся: можно и так... А в финале гимнастически совершенный коллежский асессор вдруг играет на скрипке, да вовсе не как просящий подаяние, — нет, это уже совсем другой человек. Из другого, прекрасного, сна.
\
Я бы даже хотела сказать, что, может, вот здесь польза юношеству... Но есть и то, что вокруг «Носа» Светланы Свирко и Театра сатиры. После премьерного спектакля 28 июля один из телеканалов показал сюжет, из которого явствовало, что некие «критики» увидели в портрете г-на Носа на сцене сходство с «известно кем» и теперь спектакль чуть ли не закрывают.
\
Браво, действительность! Опять не даешь нам сообразить — ты явь или сон.