Сегодня — День российского кино. Для кого-то принципиально советского. Для иных — принципиально мирового (в том числе российского). Но есть среди отечественных кинематографистов люди, таких немного, кто и в прошлые годы был «на уровне», и нынче не пропал, и на Западе оказался успешен. Один из них — кинодраматург и продюсер Валентин Черных.
Он закончил ВГИК в 1967 году, а в следующем — курсы режиссеров телевидения, для которого еще в 1963-м написал свой первый сценарий — «Земля без бога». В кино дебютировал сценарием к фильму «Человек на своем месте» Алексея Сахарова (1972). Там в главной роли снялся Владимир Меньшов, через семь лет они сделают картину «Москва слезам не верит», за которую получат премию «Оскар». Среди других работ — «Любить по-русски» (все три фильма), «Любовь земная» и «Судьба» Евгения Матвеева, «Культпоход в театр» Валерия Рубинчика, «Выйти замуж за капитана» Виталия Мельникова, «Женщин обижать не рекомендуется» Валерия Ахадова, «Женская собственность» и «Свои» Дмитрия Месхиева, «Дети Арбата» Андрея Эшпая, «Брежнев» Сергея Снежкина. Всего Черных создал более четырех десятков сценариев; выпустил десять книг прозы, в том числе в этом году — новые романы «Киноартист» и «Жены и любовницы экономического зверя». Руководит сценарной мастерской, профессор ВГИКа; художественный руководитель киностудии «Слово». Количество наград за сценарий к «Своим» Дмитрия Месхиева трудно подсчитать.
\
В дни выборгского фестиваля Валентин Константинович ЧЕРНЫХ ответил на вопросы нашего обозревателя Ольги ШЕРВУД.
\
— Как вам наше новое кино?
— Знаете, я вдруг понял, что мы безнадежно отстаем. Я посмотрел на Московском фестивале (где был в этом году председателем жюри. — Прим. авт.) семнадцать фильмов. В каждом было что-то интересное придумано — история сценарная, поворот какой-то, идея... А у нас... Мы отстаем, как в автомобилестроении. Все продолжаем ездить на машине «Лада» и думаем, что это нормально.
\
— Как водится — кто виноват?
— Ощущение, что продюсеры. Сформировался класс продюсеров — из вторых режиссеров, из директоров съемочных групп или вовсе посторонних, абсолютно безграмотных в этом деле, — и все уверены, что они могут делать кино. В итоге каждый фильм — не сделан. Нет редактуры, и потому появляются картины, из которых легко можно вырезать сорок минут...
\
Скажем, мы видели сейчас фильм, действие которого происходит в Греции. Плохие актеры, вялое действие. Как продюсер я очень редко прибегаю к скрытой рекламе, но бывает и это необходимо. Чтобы разбить в кадре, допустим, автомобиль, немножко продаешься и чуть-чуть рекламируешь эту технику... Но сугубо по требованиям драматургии. А здесь — поехала группа в Грецию... Я вспоминаю «Греческую смоковницу», первый эротический фильм, который мы увидели во времена перестройки. Боже, как прекрасно это все было! И по смыслу, и по сюжету, и даже эротика, которая сегодня считается, наверное, уже и не эротикой... «Греческую смоковницу» по сей день смотрят на кассетах. С удовольствием. А вот этот российский фильм не будут смотреть. Так зачем делать? И получается, что при большом таком всплеске нашего кино — большой профессиональный упадок. Раньше можно было надеяться на постановление ЦК КПСС. (Смеемся.) Оно бы собралось и сказало: ну, ребята, что вы так непрофессионально!.. Да все про бандитов! Надо бы и про рабочих...
\
— Есть и свежий фильм о производственном процессе. «Не хлебом единым» Станислава Говорухина.
— Я считаю, что это «розовый период» Говорухина. Он думает, что продолжает традиции великого советского кино. Я тоже считаю, что было много хороших фильмов. И режиссеры были хорошие, и актеры. Но на восемьдесят процентов кино было ангажированным, прямолинейным, примитивным. А Станислав Сергеевич, по-видимому, хочет доказать, что лишь на двадцать. Я не осуждаю, потому что это позиция. Это позиция.
\
— Но ведь его фильм скучный...
— Советское кино было скучное. За исключением очень немногих картин. Каким фильмам радовались? В семидесятые — «Пиратам XX века», «Москва слезам не верит», фильмам Матвеева, Шукшина. Которые набирали от пятидесяти до девяноста миллионов зрителей.
\
— Почему «Москва слезам не верит» до сих пор живая?
— Потому что это... ну достаточно примитивная история, которая разыгрывается веками. Вот и все. Американцы используют такие. Я вообще сторонник простых историй. Но, скажем, «Свои» — тоже простая история. Однако не пошла в прокате.
\
— Ну она довольно сложная оказалась в итоге. По мысли. Думаю, люди не готовы.
— Люди не захотели пересмотра каких-то позиций. И, видимо, не захотели жестокости. Устали. Люди наши сегодня, как страусы. Они все надеются, что пронесет. Не пронесет!
\
— Тогда еще один традиционный вопрос: что делать?
— Выхода нет — нам придется соревноваться. Так это называлось по-советски. А сейчас — нормальная рыночная экономика и конкуренция. Мы же никогда не конкурировали. Никогда. Ну пара-другая отраслей, вроде самолето- и ракетостроения... Жили за счет нещадной эксплуатации людей, потом нам повезло с нефтью. А как только нефть упала в цене — вся система в три дня разрушилась. Сейчас нефть есть. Успеть бы что-то наладить — и в промышленности, и в кино... Нет, все по-старому. Беда придет. Если не одумаемся.
\
— А в кино — как наладить?
— Прекратить договариваться. Раньше воровали и стреляли, а теперь договариваются. Я так думаю. Про себя сказать такое не могу, поскольку понимаю: у меня взятку не возьмут...
\
— И не дадут.
— А давать за что?
\
— Ну чтобы вы запустили фильм, например. Вы же продюсер.
— Да, действительно. (Даже удивленно.) А еще все мы связаны корпоративно. И я связан. У меня есть симпатия и антипатия. Что сказывается, когда читаю чужой сценарий. И если фамилия автора не зашифрована... Я не могу обидеть человека своего поколения. Не могу. Американец, наверное, поступил бы иначе. Я себе испорчу репутацию, если дам хороший отзыв на средний или плохой сценарий. Но я о репутации своей не думаю. Думаю: как бы помочь, если можно помочь... Даже понимая: это будет сделано за мой счет. Такова особенность национального характера. Никуда не денешься.
\
— Сейчас есть суперсценаристы?
— Есть. Ваш петербургский Юрий Клепиков. Считаю его уникальным мастером, таких два-три на весь сценарный цех. Он свято верит, что кино искусство, и много сделал для этого. Настолько свято, что, когда пришла рыночная экономика и надо писать для сериалов, — не захотел. Перестал работать. Это трагедия, потому что его совестливость, его знание провинции (он живет много лет в родной моей Псковской области) сейчас так нужны... Я когда встречаю его, разговариваю с ним, как-то успокаиваюсь. Думаю: еще можно, оказывается, жить и так вот, как он. Не должны быть все, что называется, успешные, энергичные, мгновенно принимающие правильные решения и выдающие продукцию сиюминутную. Договор сегодня, завтра получите... В иной жизни тоже масса преимуществ и удовольствия. И очень важно, чтобы такой человек, как Клепиков, находился рядом.
\
— А за что вы любите кино?
— Я вырос в деревне. Телевизора тогда не было. И мы больше ничего не видели. Приезжала передвижка. Я мог, особенно в дни выборов, по многу раз смотреть один и тот же фильм. Вот «Александр Пархоменко» посмотрел за два дня шестнадцать раз. До сих пор помню покадрово. Мне было двенадцать лет. Я в театр попал только в шестнадцать. Поэтому кино для меня все. Ничего другого для меня нет — ни оперы, ни драмы...
\
— Почему вы стали литератором?
— Это сложно объяснить. (Улыбается.) Все начинают писать, у кого не получается ничего другого. Бальзак хотел заработать денег, у него не получалось, он стал писать о том, как заработать. А я пишу про женщин. Потому что я, наверное, в этом деле неудачник... (Смеется.)
\
— А можно ли научить на сценариста?
— Можно. Технология существует. Хороший мастер, хороший технолог научит. Вот я хороший технолог. Но нельзя научить личностному началу. Есть личность — технологии научу. А нет личности — ничего не выйдет. Как в любой профессии. В любой. Шофер — это личностное начало. Один таксист. Другой на грузовых дальнеплечных... Так и у сценариста. Один пишет только для кино, а другой — только сериалы, и каждый получает удовольствие. А кто-то, как я, может писать все.
\
ФОТО АВТОРА