Если вы находите драмы Чехова тоскливыми и скучными, идите в Молодежный театр на Фонтанке и живите в нем пять часов. Там на «Трех сестрах» вам скучать не дадут.
С первой же минуты вас ждут неожиданности. Милые сестры существуют даже не на чемоданах — на железнодорожных путях, поэтому главное действующее лицо — стрелочник — Владимир Заморин (он же второй режиссер после Семена Спивака). Стрелочник переводит стрелку, звенит станционный колокол, паровоз пыхтит, и на сцену выбегает красивая молодая женщина. Она веером разбрасывает по полу белье из чемодана, находит заветную пластинку и ставит ее на кружок старинного граммофона с трубой. Маша — Светлана Строгова (эта опьяненно-возбужденная красавица в черном — именно Маша) — любит романс «Я ехала домой». Ах, сколько мы еще услышим романсов, песен, спетых артистами соло, трио, хором под гитару, пианино! И танцы, непременно танцы! Даже дряхлый Ферапонт (Сергей Гавлич) лихо отплясывает русского.
\
Сколько вообще придумано остроумного, оригинального, любопытного! Даже под конец, когда вроде бы ничего не остается, только дико кричать при расставании, Маша сворачивается в маленьком плетеном кофре клубочком. Удивительно гибкими бывают девушки! А сам Вершинин (Валерий Кухарешин), не уступая в ловкости киношному каскадеру, прыгает с одной части раздвигающегося помоста на другую и вскакивает-таки в вагон отъезжающего поезда!
\
Я уже не говорю о финалах действий. Первый акт завершается неаполитанской песенкой «Тиритомба», под нее не затанцует только паралитик. Второй акт — попыткой поджечь дом. Это уже Оленька, немного глуповатая и сексуально неудовлетворенная (Екатерина Унтилова), задумала решить все нравственные проблемы самым кардинальным образом.
\
Финал третьего акта попроще. Стучат колеса — стук, стук; мелькают по лицам актрис светящиеся окна вагонов — вжих, вжих. Конечно, сестры произносят положенный по пьесе текст, но главное: на них приятно смотреть.
\
Мы видели в разных театрах разных Прозоровых: каменных баб, спортсменок в казарме, женщин из концлагеря. Однако красавиц, подобных звездам Молодежного, — нигде и никогда. Строгая красота Унтиловой, лучезарная юность Анны Геллер (Ирина), демоническая страстность Маши — Строговой — да что там говорить! Чувствую, в моих заметках на полях программки слишком много восклицательных знаков. Но ведь критический отклик застенчиво тянется за спектаклем!
\
О чем это я? О женщинах. Не стыжусь признаться: люблю Анну Геллер в «Отелло», «Любовных кружевах». А вот здесь прекрасного перебор: звезды из глаз, неиссякающие улыбки, которыми она забрасывает своих партнеров и зрителей, убийственны. О, эти журчащие хохотки по пяти на квадратную минуту! Для обыкновенного человека такие объемы прелести слишком хороши. Тут и под пулю пойдешь вместе с бароном Тузенбахом. Единственно, что непонятно: почему однажды Ирина спрашивает общественность: «Как я не убила себя?». Ну не обожает она барона, так ведь бывают неприятности пострашнее. Хотя девушка слишком привередлива: Александр Строев — любимец дам, и не полюбить этот орлиный нос, этот рокочущий баритон... Тузенбах хорош и в форме, и в коричневом стильном пальто, фетровой шляпе только что из дома моделей.
\
Не ценят сестры своей райской жизни, не ценят! Несмотря на разбросанные чемоданы, в их доме столько уюта, столько вокруг любви, нежности, веселья! Чего не радоваться-то? Да, Наташа (Регина Щукина) не вписывается в общий антураж, но и она — уютная, о порядке заботится. Вот, говорят, Соленый — груб и странен. Может, где-то и груб, а в Молодежном художественная логика парадоксальна, почти по Станиславскому. Если есть неприятный персонаж — ищи самого обаятельного артиста труппы. Потому и Яго в «Отелло», и Соленого играет Роман Нечаев. А если есть в пьесе мягкий интеллигент — ищи самого брутального мужчину. Правильно, Александр Строев.
\
Влюбленные Тузенбах и Соленый изображают средневековых рыцарей, двигают столик со смеющейся Ириной (в качестве блюда) каждый к себе. Все это ухаживание очень забавно, прямо как в кинокомедиях тридцатых — сороковых годов. Мальчишки! А когда Соленый — Нечаев, играя ямочками, шепчет: «Я только подстрелю его, как вальдшнепа», — то, конечно, Соленого ужасно жалко. Штабс-капитан так боится! Какое для него будет потрясение — убить человека! Хотя, с другой стороны, всем же от смерти Тузенбаха лучше.
\
Немного зануден Кулыгин (Петр Журавлев), но тоже видный мужчина, с профилем. В третьем действии он сбривает усы и вдруг лицом, даже фирменной кухарешинской жестикуляцией, напоминает Вершинина. Неудивительно, что Вершинин с умилением смотрит на соперника, отдыхающего в гостиной на четырех стульях.
\
Ах, как чеховские герои хорошо спят! На деревянном диванчике, на стульях, женщины в ночных рубашечках и пеньюарах, при любимых мужчинах и при остальных. А пока Тузенбах дремлет, Ириша связывает вместе шнурки на двух его ботинках, чтобы он хлопнулся, когда встанет...
\
Необыкновенно милы все. Пьяненький Андрей (Леонид Осокин) в сцене ночного признания напоминает Мягкова из рязановской «Иронии судьбы». Чебутыкин (Сергей Барковский) тоже очень трогателен в своей старческой беззащитности и бесприютности. Правда, однажды в азарте лингвистического спора старичок с ленинской бородкой надавал Соленому газеткой по мордасам, но, по сути, и он — невиннейший человек. Очень смешно выкуривает гостей своим дымящим самоваром!
\
Скрипящие мозгами литературоведы пишут о каких-то элементах абсурда в драмах Чехова, подводных течениях, некоммуникабельности. Ничего этого нет. Пьеса в Молодежном прозрачна будто стеклышко. Каждая реплика рождена элементарными, видными близорукому, чувствами. Работа по прояснению текста проделана огромная. Даже на афише вместо слова «три» большая цифра 3. Чтобы в буковках не запутаться.
\
Кстати, совершенно напрасно обозначили жанр спектакля: «драма». Конечно, если веселье на сцене переливается через край, Спивак умело переключает стрелку, и кто-нибудь из женщин начинает рыдать в истерике, а смешная нянька Анфиса (Наталья Дмитриева) тащит валерьянку. Это бывает, когда нахохочешься, однако к драме истерики не имеют отношения. Я бы определил жанр премьеры: мимолетности. Незаметно пролетает жизнь человеческая. Фить, фить — и нет ничего.
\
Опять-таки скучные филологи утверждают: Чехов не всегда различал смешное и трагическое. Возможно. Но трагического вовсе нет в молодежных «Трех сестрах». Под конец, само собой, становится ясно: человек не создан для труда в школе и на кирпичном заводе. Впрочем, все живут и, наверное, счастливы, как предвидел Вершинин в 1900 году.
\
Публике новый Чехов нравится чрезвычайно. Спектакль будет иметь анафемский успех. Меня только иногда тревожит вопрос: зачем люди в тысячный раз ставят Чехова? Если бы знать, если бы знать!
\
ФОТО Владимира ПОСТНОВА