В Доме актера на Невском открыта выставка фотографий Михаила Барышникова
Мария КАМЕНЕЦКАЯ
На следующее утро после пышного открытия по приглашениям на выставку ринулась «обычная» публика, которую, по личному требованию Михаила Барышникова, пускают бесплатно. Почтенные дамы, театралы с многолетним стажем, хрупкие девушки с увесистыми фотокамерами, забежавшие в перерыве между съемками... Пожилые тетушки шепчут друг другу: «Как тебе, нравится? Красивая картинка, да?» — и пытаются опознать изображенных людей, которые в подписях фигурируют как «Джулия», «Эмили», «Карола».
«Только один зал отдан под выставку?» — спрашиваю у смотрительницы. «Конечно, — почему-то удивляется она, — зато очень ценный!»
\
Выставку Барышникова организовал художественный руководитель Театра им. Комиссаржевской и давний товарищ Михаила Николаевича Виктор Абрамович Новиков. Танцовщика, он же фотограф, пришлось уговаривать, но недолго. В итоге для экспозиции в городе его балетной молодости были отобраны четыре десятка работ, сделанные в 1980 — 2000-х годах. Почти все они, к слову, представлены на официальном сайте фотографа Барышникова, где их можно внимательно рассмотреть.
\
Михаил Барышников уверяет, что снимать балет ему неинтересно, а сам (наверное, неосознанно) ищет в обычных жизненных сценках танец, пластику и движение. Если найти удается — щелкает затвор. Скейтбордист, изогнувшись дугой, готовится к очередному прыжку — его пластике позавидуют некоторые гимнасты и танцовщики. Человек стремительно чертит на пляже какие-то узоры, захваченный процессом. Полусогнутая тень за ширмой, искаженные силуэты «Роба и меня» — во всех этих сюжетах много танца и динамики.
\
Почитатели артиста с упоением разглядывают его портреты, пейзажи и натюрморты. Они почти счастливы от того, что видят те же места и лица, что и великий танцовщик. Такие зрители, наверное, были бы довольны, даже если бы Барышников занимался фото на документы.
\
Другая часть аудитории, которая больше интересуется искусством фотографии в целом, нежели фотографиями Барышникова, оценивает выставку более спокойно. Безусловно, эти снимки — часть его биографии. Их сложно воспринимать как самостоятельные объекты вне связи с автором, и это, наверное, естественно. Сам Михаил Николаевич говорит, что его фотографии — «спонтанный визуальный монолог о жизни». Но в этом монологе чуть-чуть не хватает слов. Остается только догадываться, какие истории происходили с фотографом на ферме в Парме, под дождем в Париже; что связывает его с «Отцом и сыном» и ряжеными детишками. Из узнаваемых персонажей, пожалуй, лишь Ричард Аведон и Иосиф Бродский.
\
Не исключено, что Барышников намеренно избегает комментариев и объяснений. Ведь в фотографии, как и в любом искусстве, важна интрига, элемент тайны. Например, под натюрмортом с лимонами (одним из немногих цветных снимков на выставке) стоит подпись: «В честь Джулио Ларраз». У фотографии останавливаются две немолодые посетительницы, которые по второму кругу обходят зал, разглядывают снимки и заносят впечатления от выставки в блокнот. «Кто это — Ларраз?» — осторожно спрашивает одна у другой. Та пожимает плечами, воровато оглядывается и что-то записывает. Джулио Ларраз — это современный художник кубинского происхождения, много лет живущий в США. Эту тайну разгадать несложно. Но что делать с ногой Дженнифер и портретом некой очаровательной Эмили? Кто они такие? Веселые дети, прекрасные дамы и грустные пейзажи дороги автору, потому он и не подпускает зрителей слишком близко. И зрители вольны строить свои предположения, которые, возможно, не имеют ничего общего с действительностью.