Для новогодней премьеры Темур Чхеидзе выбрал одну из самых «радужных» пьес мирового репертуара: трагедию Ф. Шиллера «Мария Стюарт». Правда, в интерпретации нового главного режиссера БДТ она получилась, скорее, трагикомедией, зато в смысле безысходности превзошла немецкий оригинал. Если бы нашему вниманию предложили романтическую трагедию, тут бы тебе и возвышающий катарсис, и красавец трагический герой с мощным баритоном.
Никакого баритона 31 декабря театр не предъявил. Конечно, несчастная Мария хороша собой, но в идеальные героини не годится. Вчерашняя студентка И. Патракова играет вспыльчивую гордячку, в знаменитой сцене двух королев срывается в базарный крик. За исключением этой минуты сбрасывания маски, как и все персонажи спектакля, она старается «сделать» подходящее лицо.
\
Несмотря на драматизм ситуации, перед казнью Мария кокетливо чистит перышки, возбужденно торопится к плахе, а собственно смерть изображает серией экспрессивных поз. Позы в условной «исторической раме» должны продемонстрировать то ли будущие лубочные картинки «Гибель Марии Стюарт», то ли гротескную «данс макабр» («пляска смерти») изящной марионетки, запутавшейся в собственных ниточках.
\
По идее, наши глаза должны увлажниться при виде молодой жертвы, убитой ради спокойствия другой честолюбивой женщины. Почему-то не увлажняются. Мы понимаем: дай волю Стюарт, и она заключила бы свою коронованную сестру в Тауэр, тоже нашла повод для казни.
\
В прежние времена сценическая Мария поднимала знамя тираноборчества, но к истории эта революционность отношения не имела. Это относится к персонажу. Что же касается актрисы, пока что Патракова — лучший вариант молодой героини из тех, кто за последние годы выходил на сцену БДТ.
\
При антиромантической трактовке и Мортимер, неудачливый защитник королевы Шотландии, перестает быть прекрасным рыцарем. Трогательного петушистого мальчишку А. Аршинникова бессмысленно сравнивать с великими трагиками П. Мочаловым и А. Остужевым, былыми исполнителями роли. Да и роль сократилась примерно вдвое.
\
Романтики любят контрасты, и долгое время на наших сценах Елизавета Английская в противовес порывистой Марии представала железной леди, этаким интеллектуальным катком. В 1980-е — 1990-е, правда, в пьесах Ф. Брукнера, Р. Болта, Л. Разумовской ее играли уродливым, подчас смешным монстром (В. Артмане, Т. Доронина, С. Крючкова). Кстати сказать, историческую Елизавету называли красивой.
\
Чхеидзе и здесь нарушил традицию. Приспустив с пьедестала шотландскую королеву, он по-своему «приподнял» английскую, точнее, очеловечил. М. Игнатова не монументальна и не уродлива. Разумеется, Елизавета коварна и не сверкает добротой, однако в королеве — ироничной Игнатовой есть та пульсация противоречивых чувств, которая заставляет нас понять и оценить талантливую лицедейку. Легкая, простая в обращении, она тщательно созидает имидж слабой, скромной особы, угождающей всем. И опять за хорошо выделанной маской мы изредка видим растерянность, обиду царственной женщины. Трудно отправить политического врага на тот свет и вместе с тем прослыть милосердным демократом.
\
Все же, когда королева остается абсолютно одна, ненавистная окружающим, совсем не хочется сказать: так тебе и надо, гадина. Гадина получит свое, но, потакая собственному эгоизму, в то же время она объективно пресекает двоевластие и неминуемую гражданскую войну.
\
По Чхеидзе, не существует злодеев и защитников правды — есть только марионетки истории. Одни дергаются красивее, другие смешнее. Казалось бы, хранитель печати Тальбот (А. Толубеев), главный смотритель тюрьмы Паулет (А. Неведомский) — воплощают благородство, добро и справедливость. Разумеется, до какого-то момента им позволяют говорить, шевелиться, однако вскоре дворцовая интрига отшвырнет их на обочину.
\
Все, что может сделать под конец Тальбот, это «умыть руки». Вильям Дэвисон, государственный секретарь — такая же смешная игрушка в чужих руках, как и Фердинанд из «Коварства и любви». Разница: в том спектакле М. Морозов был аккуратнее причесан. Общий приговор Фердинанду и Дэвисону: нежизнеспособны.
\
Водоворот истории затягивает правых и виноватых. Энергия насилия, бешенство сарказма неумолимо приводят лорда Беркли (В. Ивченко) к опале, как и добродушного Дэвисона под суд.
\
Серые коридоры королевского дворца или королевского тюремного замка могут менять конфигурацию (художник Г. Алекси-Месхишвили), но одинаково мрачны и безжизненны. За суетой человеческих поступков стоит чудовищный, холодный механизм. Лишь черные фигуры мелких чиновников уверенно скользят по коридорам власти — они знают порядок мертвенных церемониалов. Спектакль напоминает шахматную партию с постоянно меняющимися партнерами (от Елизаветы до Господа Бога, напоминающего о себе гигантским и малым крестом).
\
Единственной незавершенной фигурой «Марии Стюарт» оказался граф Лестер, любимец двух королев. В. Дегтярь не жалеет сатирических красок для изображения двуличного, тщеславного и трусливого фаворита. Этот Лестер не герой-любовник, даже не фат — просто ничтожество. Пошлой развязностью он пытается скрыть липкий страх в сцене оправдания перед королевой. Непонятно, как это ничтожество оказалось у ног приговоренной Марии и уплыло во Францию от милостей своей живой покровительницы. Нравственный перелом Лестера происходит где-то за кулисами, там же остался и вычеркнутый режиссером монолог раскаяния.
\
Но в целом я не могу не приветствовать премьеру БДТ. После серии необязательных работ появился спектакль достойный, царапающий своей философской и политической остротой. Это банальность, однако не устаешь удивляться, как автор XVIII века успешно вступает в сегодняшние споры о кризисе демократии. Не напрасно Чхеидзе вернул на петербургскую сцену спустя 67 лет после премьеры в Новом театре (ныне — Театр им. Ленсовета) шиллеровский шедевр.