Жизнь в замкнутом пространстве — мотив, который пунктиром проходит почти через всю историю Малого драматического театра. В закрытом вагоне метро бесчинствовали хулиганы «Инцидента», на необитаемом острове милые мальчики превращались в фашистов («Повелитель мух»), даже «Братья и сестры» существовали в рамках закрытого клана — один Егорша вырвался на простор. Я уже не говорю о «Клаустрофобии». Казалось бы, сегодня, когда МДТ промчался через многие границы Европы, эта боль, этот страх замкнутого пространства должны поутихнуть, и все же последняя премьера театра показывает: не поутихли.
«Дом Бернарды Альбы» Федерико Гарсиа Лорки начинается сценой похорон и завершается подготовкой новых. На какой-то момент вспыхивает бунт двадцатилетней Аделы и тут же гаснет. Не должно быть счастья в доме — обители смерти и по совместительству тюрьме. У Гарсиа Лорки среди действующих лиц есть односельчанки, они заходят время от времени почесать языком. В постановке Юрия Кордонского никто посторонний в дом не войдет. Только семья Бернарды да старая служанка Понсия (Наталья Акимова) кружатся в заколдованном и тесном круге. МДТ играет народную драму, причем по атмосфере, пластике — русскую.
\
Характерно, какую метаморфозу претерпела главная тиранка Бернарда Альба в интерпретации Натальи Фоменко. Хотя матушка и способна в кровь избить сорокалетнюю дочку, есть в этой близорукой женщине что-то беспомощное, растерянное. Бернарда тщетно выспрашивает свою сумасшедшую мать: «Почему ты меня ни разу не приласкала?». Так и тянется в бесконечность цепочка материнско-детских нелюбовей. Постоянные зрители МДТ невольно вспомнят, как в «Братьях и сестрах» председательница колхоза задавила любовь Варвары (Фоменко) и Михаила. Теперь давит чужую любовь героиня повзрослевшей актрисы. Все в этом театре взаимосвязано. «Дом Бернарды Альбы» продолжает тему «Московского хора»: тему искаженного понятия дома, чудовищной семейной коммуналки.
\
Населяющие эту коммуналку дочери Альбы — отнюдь не дурнушки, как это сказано в пьесе. Они молоды и привлекательны. Только Екатерина Клеопина (Мартирио) ходит скрюченная (у автора она — горбунья). Нет никаких объективных причин, кроме угрюмого самодурства матери и нелепых традиций, почему сильные, здоровые существа должны сидеть взаперти, лишенные воздуха, общения с людьми. Чувства засидевшихся дев приобретают болезненный, экзальтированный характер. В сцене, когда мужики-косцы идут на работу, женщины бросаются к окнам и в восторге срывают с себя одежду — эпизод, который напоминает аналогичную сцену из спектакля «Звезды на утреннем небе», когда выселенные на 101-й километр женщины с крыши сараюхи бурно приветствуют олимпийцев-огненосцев.
\
Членов семейства Альбы в большинстве своем играют лирические героини МДТ разного призыва: не только Наталья Фоменко, но и Анжелика Неволина, Наталья Калинина (недавняя Белиса из другого спектакля по Лорке), хотя только Екатерина Старостина (Адела) приносит на сцену радость, свет, солнце. Стремительная, гибкая, страстная Адела вопреки окружению и в «тюрьме» выросла свободной.
\
Все-таки настоящей героиней спектакля, как ни странно, оказывается служанка Понсия. С нее и начинается действие. Маленькая старушка в черном бесформенном платье сгребает ногами тряпье умершего хозяина и, воровато озираясь, натягивает под юбкой мужские штаны, чтоб не пропали. Правда, в других случаях она никого не боится, в том числе и хозяйку. Служанка, подлинная мамка одиноким дочерям хозяйки, — носитель здравого смысла. Понсия безуспешно пытается спасти ту, которую еще можно спасти в этой тюрьме: Аделу. Понсия и закрывает в финале дверь дома-могилы.
\
Лорка в одной из статей написал: «Все наиболее значительное обладает в Испании последним металлическим привкусом смерти». Акимова передает «ликование смерти», рассказывая, как отпевали ее мать. В ее глазах горит постоянный огонь, без которого мрачная драма Лорки осталась бы неоплодотворенной.
\
Очевидно, Лев Додин прошелся по партитуре ученика — спектаклю свойственна крепкая фактура, центростремительность, но, за исключением роли Понсии, постановке пока не хватает того, что в Испании называют «дуэнде». Иными словами, предельности художественного состояния, дерзости поэтического, музыкального стиля. Сцена эротического восторга при виде жнецов и эксцентриада Марии Никифоровой (Марии Хосефы) проблему не решают. Конечно, легко пожелать — трудно осуществить. Но совсем недавно в лучших эпизодах «Московского хора» «дуэнде» появлялось и на сцене МДТ. Гарсиа Лорка — видимо, тайная любовь Додина. Хотя что-то мешает режиссеру взяться за его пьесы самому. А для триптиха МДТ не хватает «Кровавой свадьбы».