Наверное, в жизни каждого большого поэта наступает момент, когда молчание становится сильнее речи. Нет, он не перестает вслушиваться в говор деревьев, шелест книжных страниц или гудки дальних поездов. Но слова исчезли подобно тому, как вода исчезает на горячем песке; они больше не откликаются эхом на каждое сильное чувство или глубокое впечатление. И тогда поэт замолкает, его молчание может длиться долго.
Когда же оно наконец прерывается, когда снова у поэта возникает ощущение, что «минута — и стихи свободно потекут», тогда только можно понять, как ценна была эта мучительная пауза. Она была нужна для поэзии подобно тому, как изысканным коньякам необходимо тайное многолетнее созревание в укромных подвалах.
Алексей Цветков не писал стихов почти полтора десятка лет. За это время он приобрел известность как публицист, работая обозревателем на радио «Свобода», выпустил роман «Просто голос» (2002) и сборники избранных стихотворений, публиковался в периодике. Он присутствовал в литературе, но не как поэт, а как добросовестный поденщик. Взятая же им поэтическая пауза ощущалась все сильней и сильней.
\
И вот недавно Цветков представил свою новую книгу, где собраны стихотворения, написанные за два последних года. Она пополнила известную серию «Автограф» издательства «Пушкинский фонд», в которой вышло уже около семидесяти поэтических сборников. По книгам этой серии можно изучать поэтический ландшафт современности: здесь нет случайных и сомнительных имен. Александр Кушнер и Виктор Соснора, Тимур Кибиров и Иван Жданов, Всеволод Зельченко и Полина Барскова, Елена Шварц и Юрий Кублановский, Виктор Кривулин и Мария Степанова — их творчество должно быть известно каждому истинному ценителю русской поэзии. Впрочем, таких ценителей осталось, видимо, не слишком много, потому что каждая из книг «Автографа» выходит тиражом от пятисот до тысячи экземпляров.
\
Человеку, привыкшему к строгой огранке классического стиха, поэзия Цветкова покажется необычной. Подобно древним скрипторам, он не употребляет ни прописных букв, ни знаков препинания, предлагая читателю самому решить, где должны ставиться смысловые паузы и меняться интонация. Ритмическая структура его стихов близка к силлабике XVII века и тоническим формам народной поэзии. Его лексический запас богат и свободен; он органично встраивает в поэтическую ткань кажущиеся несовместимыми слова, образы, цитаты, ассоциативные ряды.
\
Все это собранное вместе будоражит, тормошит мысль, заставляет работать память и воображение. «Выйдя из подмастерьев, поэт уже пишет на собственном языке, пуповина с общим разорвана, — говорит поэт в одном из последних интервью. — Это как бы снимок с некоторого периода собственного развития, или срез, с последующей ретушью. Мой собственный стихотворный язык уже настолько далек от живого и обиходного, что даже безразлично, на каком говорят вокруг...»
\
Стихи Цветкова с трудом прорываются сквозь многолетнее молчание. Они словно написаны человеком, который провел какое-то время в забытьи, а затем внезапно очнулся и понял, что ему в этом мире осталось немного, да и самому миру тоже. Но это не ощущение апокалипсиса, а светлое и благодарное принятие надвигающейся осени: «блаженство что сентябрь и снова звезды оземь / из нежной пропасти слепые светляки / и то что мы живем превозмогая осень / неведомы нигде и так невелики / <...> звон близкой осени на все края и версты / в зените бронзовом где журавлиный след / и ты что движешь солнце и другие звезды / когда мы смотрим вверх превозмогая свет».
\
Поэт пытается ухватить льющееся сквозь пальцы время, замуровать его между слов. Оттого некоторые стихи кажутся дневниковыми заметками, почеркушками на память. В них просматривается влияние позднего Бродского, который, несомненно, был и остается для автора «Шекспир отдыхает» главным поэтическим воспитателем.
\
Но все же Алексею Цветкову удалось уйти от удушающего обаяния своего наставника. Он разный: в меру ироничный, в меру непонятный, в меру циничный, в меру изысканный. Многие его стихи требуют развернутого комментария и послужат причиной будущих схваток эрудитов и знатоков; другие входят в плоть и кровь сразу, без остатка. Последнее — верный признак настоящей поэзии. Которая будет жить, пока существуют те, для кого она значит гораздо больше, чем правильно зарифмованные слова: «я жил бомжом а был в душе боян / вполне владея техникой и темой / мне голос свыше был вставай болван / и что-нибудь давай скорее делай / <...> восстань и внемли лесу и судьбе / свет взаперти но возгорится снова / пусть не пророк но мир храни в себе / он устоит пока не молкнет слово».
\
Алексей Цветков. Шекспир отдыхает: Книга новых стихотворений 2004 — 2005 гг. СПб.: Пушкинский фонд, 2006. 64 с. 500 экз.