Как напомнила собравшимся на вернисаж директор музея Нина Попова, в этом году две даты, связанные с жизнью поэта. В марте 1938-го он в последний раз был в Ленинграде. Ахматова много позднее вспоминала, что Осип Эмильевич и Надежда Яковлевна приехали на два дня: «Время было апокалиптическое... Беда ходила по пятам за всеми нами. У Мандельштамов не было денег. Жить им было совершенно негде. Осип плохо дышал, ловил воздух губами. Я пришла, чтобы повидаться с ними, не помню куда. Все было как в страшном сне».
В декабре 1938-го Мандельштам умер в лагерном лазарете.
70 лет со дня последнего присутствия. 70 лет отсутствия. Понятно, что в следующий миг должен быть глагол «помнить».
В Музее Ахматовой не могут не помнить о Мандельштаме: великий поэт, много лет в том же кругу великих, что и Ахматова, и в том же круге страдания. Этот музей, по определению, особо относится к Большому Террору и особо исследует этот ужас, до сих пор не прекратившийся, ибо живы жертвы.
Прошлым летом музей среди акций, посвященных страшному 1937-му, открыл во дворе Фонтанного дома единственный в Петербурге Осипу Эмильевичу Мандельштаму памятник. Почему-то он громко не был представлен общественности, а зря. Автор, известный архитектор Вячеслав Бухаев, создал образ, наполненный смыслами и ассоциациями.
Под окнами Фонтанного дома, у дверей, в которые входил Осип Эмильевич, – как бы две ступеньки, а на них – силуэт, тень. Он/она будто исковерканы, будто изогнуты острыми углами жизнелестницы, но фигура цельна и ясна в очертаниях. Но лицо запрокинуто к небу. «Это как бы разломанный, но не сломленный человек», – говорит Бухаев, а на черном граните высечены строки Ахматовой:
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза
в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.
Этот не погрешивший против смысла и вкуса памятник – явная рифма к открытому два года назад бухаевскому же монументу тут же, во дворе, на вертикальной плите которого – облик-тень самой Анны Андреевны...
А вещей, хранящих отпечаток «физики» Мандельштама, осталось по пальцам перечесть. Столовая и диванчик в столовой квартиры Пуниных-Ахматовой, где он отдыхал по приезде. Вот фрагмент статьи о Чаадаеве; в мире крайне мало мест, хранящих след его пера – практически весь архив поэта, как известно, в Принстоне, и потому столь ценен этот листочек с почерком Мандельштама. Вот знакомые каждому фотографии Осипа Эмильевича, в том числе кошмарная арестная – фас, профиль...
Два рисунка Сергея Рудакова – на них Воронеж тех лет; выставляются крайне редко по соображениям сохранности на белом свету. Сборник Мандельштама Tristia (1922): Анна Андреевна, читая, обозначала адресатов его лирики... Вот автографы ахматовских «Листков из дневника» с воспоминаниями о Мандельштаме, вот афиша выступлений его (и других) в Доме искусств...
Прямоугольный обеденный стол в центре столовой стал на месяц витриной под стеклом, хранящей раритеты. Странное впечатление. История пожирает даже гениальных людей, но несколько этих листков Времени не по зубам.