– Джованна, вы давно занимаетесь русской литературой, но, насколько мне известно, книгу на русском языке издаете впервые.
– Это мой дебют в России. А вашей литературой я занимаюсь со студенческой скамьи. Я была так очарована русской классикой, что воспылала большой любовью к стране. Я написала дипломную работу о Борисе Пастернаке. Это так захватило меня! И мне показалось странным, что никто не говорит о русской литературе начала XX века. Когда я начала исследования, в министерстве образования Италии мне дали стипендию на год работы в России. Я была счастлива. Это был 1975 год, мои руководители были в ужасе, я пробыла в России всего 5 месяцев, но за это время мне удалось найти материалы, которые я впоследствии опубликовала в Италии.
– В ужасе от темы вашего исследования были русские руководители?
– Да-да. Я работала в МГУ на факультете журналистики, и профессор Есин был мною не очень доволен.
– Почему?
– Как это можно объяснить...
– А вы сами не понимали?
– Как я могла это понимать? Если бы я знала о КГБ, о чем-то другом, я бы не работала в архивах...
– В Италии об этом вообще не говорили?
– Конечно, говорили, и какие-то документы были, и ваши свидетели и эмигранты объясняли, что это такое. Но я считала, что, если человек хочет познакомиться со страной, он не должен обращать на это внимание, он должен смотреть на все самостоятельно.
– А кто был первым русским писателем, из-за которого вы так пленились Россией? Иван Бунин?
– Моей первой страстью стал Пастернак. Я редко возвращаюсь к нему сегодня, хотя нормальные исследователи (смеется) обычно остаются на начальной теме...
– Существует мнение, с которым я категорически не хочу соглашаться, что с точки зрения литературы «Доктор Живаго» не такое уж и выдающееся произведение. Весь ажиотаж вокруг него якобы связан с политическим контекстом...
– Всякое говорят, хотя в первую очередь стоит иметь в виду читателей. Когда эта книга впервые вышла в Италии, в 1957 году, это было как взрыв бомбы. Литература вдруг показала истины, которые очень просты, но которые трудно объяснить. Никто, как Пастернак, не говорил с таким потрясением о любви и об истории в таком философском смысле. И все увидели, что такое на самом деле была революция. Ведь в Италии привыкли к революции героев: «Мать» Горького, рассказы Шолохова...
– Там была совсем другая революция...
– Пастернак написал о революции очень лично, пылко, и это было страшнее. Он написал о любви, о рождении чувств, о глубокой религиозности русского человека. Позже, когда в Италии издали «Мастера и Маргариту» Булгакова, это произведение напомнило пережитые эмоции. Кстати, отвлекусь в сторону, в Италии даже среди молодежи мало людей, которые не прочитали Булгакова.
– Если продолжить разговор о революции, в СССР был чрезвычайно популярен роман итальянской писательницы Этель Лилиан Войнич «Овод», по этой книге у нас сняли два фильма, а композитор Антонио Спадавеккиа даже написал оперу. Но некоторые скептики уже тогда говорили, что в Италии этот роман никто не знает и не читает...
– Очень интересно! Я весьма хладнокровно отношусь к этому роману, правда, не сомневаюсь, что он продолжает издаваться. Кто-то его читает и сейчас, хотя в первую двадцатку он не входит.
– Какая русская книга является в Италии книгой номер один?
– «Мастер и Маргарита»! В некоторых школах этот роман даже входит в программу по изучению литературы.
– А еще кто-то из русских писателей входит в школьные программы?
– Кое-где изучают фрагменты из произведений Льва Толстого, может быть, стихи Есенина и Маяковского.
– А Пушкина? Кто вообще самый известный русский поэт в Италии?
– Пушкин практически неизвестен. Лучше всего знают Есенина, в 1970 – 1980-е годы он был необычайно популярен. Молодежь любит Маяковского.
– С чем вы связываете такую их популярность?
– Маяковский всегда молод, энергичен, можно сказать, провокационен в словах. Он близок каждому новому молодому поколению. Есенин очень лиричен, молодым нравятся его высказывания о любви, о красоте окружающей природы.
– Что именно из Маяковского читают?
– Поэмы «Про это», «Люблю», стихотворения 1912 – 1916 годов. Молодежные театральные труппы любят ставить его пьесы.
– Наших писателей-классиков простые итальянцы знают?
– Конечно! Традиционно популярен роман Достоевского «Преступление и наказание». Приблизительно каждые пять лет мы узнаем из периодики о бессмысленном, но «идеологически обоснованном» преступлении... И каждый раз возникает ощущение – это все уже было, человек переступил черту, убил «обоснованно» другого человека... Читают «Идиота», «Братьев Карамазовых», в какой-то момент в первый ряд вышли «Бесы».
Сейчас все большее место начинает занимать Василий Гроссман. Его роман «Жизнь и судьба» был впервые издан в 1982 году. Три года назад молодые люди создали Ассоциацию любителей Гроссмана, они устраивают «Гроссмановские чтения», занимаются переизданием. Когда Лев Додин привез в Италию свой спектакль по Гроссману, был настоящий аншлаг.
– А вы сами любите русский театр?
– Очень! Додин – ваш гений. Я посмотрела в Петербурге несколько спектаклей МДТ и была потрясена. Приятно, что ,когда шел «Московский хор» Петрушевской, были титры на итальянском языке.
– Ваша первая книга была посвящена Пастернаку? В каком году она вышла?
– В 1978-м, но она была не о Пастернаке. В мое исследование вошли Булгаков, Ильф и Петров, Катаев, Зощенко. Меня очень волновала русская проза 1920-х годов: удивительные люди, молодая многообещающая литература... Потом все это ...исчезает. Литература становится более патриотической, национальной, а личная литература как бы уже на другом плане. В Италии на меня «напали» за эту книгу, потому что я назвала ее «Советская интеллигенция».
– Сейчас вы опубликовали книгу о поэтессах, о которых немного пишут и в России, а в былые годы не писали вовсе...
– Ваши исследователи знали их имена и до перестройки, просто никто не хотел заниматься этими женщинами, так как было очевидно: опубликовать что-либо будет невозможно. Эти поэтессы были известны до революции, а потом начались другие проблемы, и этих женщин удивительных стали забывать. Мне показалось, что это несправедливо. Я считаю, что они имеют право на значимое место в русской культуре, и хочу внести в это посильную лепту.
– А как вы выбирали своих героинь?
– Наверное, они сами меня выбрали (смеется). У кого-то «зацепила» стихотворная строка, у кого-то судьба. У всех моих героинь разные биографии: жизнь Елены Рерих связана с исследованиями ее мужа, Анна Бунина не юной уже женщиной приехала из провинции, категорически не хотела выходить замуж, а все силы положила на получение хорошего образования. Невероятно талантливая Поликсена Соловьева – дочь знаменитого историка, оказалась отвергнута своей семьей, и о ней не сохранилось практически никаких материалов. Особняком стоит судьба Эльзы Триоле, которая была фантастически популярна во Франции в 1950 – 1960-е годы. Но ее левая направленность, ее молчание по поводу арестов в России, когда от нее ждали какой-то реакции, сыграли злую роль. После смерти она оказалась забыта: читатели – народ неверный...
– В вашей книге присутствуют и любимые героини современных исследователей Ахматова и Цветаева, сразу приходит на память книга Анри Труайя о Цветаевой. Это дань моде или личное отношение?
– Это личное. А книга Труайя мне понравилась.
– Мне тоже, но что-то на «российских страницах» повествования показалось смешным...
– Надо же, у меня не было такого впечатления... Вот недавно в Италии вышел американский фильм «Обещание убийцы» о русской мафии в Лондоне. И мне показалась, что атмосфера там воспроизведена типично русская, а русские смеялись, говорили, что все так наивно.
– Мне сразу вспомнился фильм «Анна Каренина» с Гретой Гарбо, там, кажется, даже медведи ходили по улице. Еще «Красная жара» со Шварценеггером в роли русского милиционера...
– «Красная жара», действительно, смешная. Видите, стык культур... Мы пишем о России, нам кажется, что это хорошо, а вам может показаться смешно.
– Ну, видимо, это интернациональный бич в изображении иностранцев. А как вы думаете, женщине сегодня комфортней, чем вчера?
– Женщина стала свободнее, выбор – великое дело. Я не хочу говорить о том, что она потеряла. Но мы получили возможность распоряжаться своей жизнью, получать образование, строить семью на свое усмотрение. Правда... Совершенной быть нельзя. Когда я смотрю на своих взрослых детей, я не верю, что вырастила их, так как была всегда занята. Может быть, я слишком многого всегда хотела...