Набираю, словно пришел вовсе и не в музей, а в гости к ее живым обитателям, номер 4-й квартиры на панели стандартного домофона – и он отзывается! Щелкает электрическая щеколда, остается преодолеть два широких пологих пролета старинной лестницы, и на втором этаже, как принято в приличных петербургских домах, уже встречают у открытой двери. Не Гумилев. Не Наталья Викторовна, его супруга и муза. Но и отнюдь не чужой человек в этом доме – Таисия Петровна Беликова.
– Раздевайтесь, – предлагает она, обыденным жестом указывая на вешалку, свободный крючок на которой только рядом с просторным пальто и широкополой шляпой. Ничего себе соседство – с самим многоуважаемым платьем великого историка и этнографа! Есть от чего заняться духу выпускника исторического факультета.
Хозяева покинули эту квартиру совсем-совсем еще недавно. В 1992-м, пожив в ней по-людски после скитания по коммуналкам всего-то два года, преставился Лев Николаевич. Его верная Наташа пожила тут еще год-другой и уехала в столицу, оставив ключи своим верным знакомым и наказав обустроить в их с Левушкой жилище музей. Таисия Петровна как раз одна из них. Она познакомилась с четой Гумилевых через подругу Марину Козыреву, которая с 1963 года работала вместе со Львом Николаевичем – другом ее свекра астрофизика Николая Козырева, с которым они некогда мотали срок в Норильске.
Теперь Таисия Петровна – смотритель и одновременно экскурсовод созданного их общими с Мариной Козыревой трудами Мемориального музея-квартиры Льва Гумилева. Он открылся 1 октября 2004 года, когда Льву Николаевичу исполнилось бы 92 года, став филиалом Фонтанного дома. Что мне представляется очень естественным, ибо и сам мэтр был «филиалом» своей великой суровой матери. Это и новая экспозиция в его квартире подтверждает. На стене коридора, превращенного, как и бывшая спальня, в место постоянной экспозиции, висит его личная карточка, где в графе «происхождение» рукой самого Гумилева написано: «Сын писателя».
Таких интересностей, в которые надо вникать, в новой экспозиции, посвященной отцу и сыну и названной ее создателями «Так тень моя жива...», немало. Внимание посетителей привлекают Георгиевский крест воевавшего в первую мировую отца хозяина квартиры – поэта Николая Гумилева на одной стене бывшей спальни и медаль «За взятие Берлина» участника Великой Отечественной Гумилева Льва – на другой. Вот кого пустили безжалостно в расход и полжизни мытарили по лагерям ГУЛАГа – защитников Отечества! Я смог хорошенько рассмотреть прошение Николая Гумилева ректору университета о разрешении вступить в брак с Анной Андреевной Горенко от 5 апреля 1910 года. На нем – штамп сего же числа, что автор прошения «недоимщиком не состоит по осень 1909 г. включительно». А ниже от руки кем-то приписано – должно, из зловредности или педантизма: «Не уплатил за весну 1909 г.». И жизнь тогдашняя стала мне зримей.
Или вот научное «завещание» сына оных студента Гумилева и дочери статского советника Горенко, написанное им в лагерной больнице много лет спустя. Сдалось оно, разумеется, гулаговскому начальству, но выжило вот, как и автор, и проясняет его кредо: «Я написал «Историю Хунну» для собственного удовольствия и утешения души. В ней нет ничего антисоветского. Она написана так, как пишут книги на Сталинскую премию, только живее и, надеюсь, талантливее, чем у моих коллег-историков». Это ничего, что не больно скромно, – на грани жизни и смерти такое вполне позволительно. Зато мы из первоисточника знаем, что он любил «нашу науку больше, чем собственное тщеславие».
Это уж точно – тому и косвенных подтверждений в его доме полно! Такой же, как у многих, холодильник «Минск», а стол-книжка – близнец моего. Сижу, толкуя с Таисией Петровной, на заурядном стуле, и стол скрипит в такт пишущей в блокноте руке. Ничего такого особого не нажил за свой век наш многомученик-историк, не приносивший материальные жертвы на алтарь своего тщеславия, не обналичивавший всемирно звучное имя. И квартиру, полученную от постсоветских городских щедрот, вдова Льва Гумилева после его кончины городу же и подарила.
– Квартиру-то город принял, но сколько сил стоило перевести ее в статус нежилого помещения, – со старопетербургской сдержанностью рассказывает Таисия Беликова, в прошлом медик, заведующая операционной академического Института эволюционной физиологии и биохимии имени Сеченова. – Сразу столько организаций со своими требованиями объявилось. Санэпидстанция велела делать дератизацию – словно у Гумилевых водились крысы! Намыкались и с вентиляцией. Месяц только умоляли отключить газовую плиту, а когда достучались, от нас с Мариной Козыревой почему-то потребовали... спросить согласия соседей. Да, а еще радиационный контроль проверял, нет ли опасного для людей излучения. Значит, пока жили Гумилевы, это никого не трогало, а приобрело значимость, лишь когда их не стало?!
Однако же они с Мариной Георгиевной (она теперь заведующая музеем) справились, многое сделав в не чужом для них осиротевшем доме и за свой счет. Потом к ним присоединилась научный сотрудник Татьяна Харитонова, и теперь они втроем поддерживают здесь жизнь.
Татьяна Евгеньевна включает чайник (в кухне только он да микроволновка не принадлежали Гумилевым), за ширмой в бывшей спальне юноша настраивает подключение к Интернету, зашедший, как и я, посетитель слушал там же лекцию Гумилева, и из прихожей казалось, что хозяин ведет с гостем личный разговор.
Уже уходя по привычке стал всматриваться в корешки книг на самых обычных, как в тысячах и нынешних квартир, книжных полках с раздвижными стеклами. Сколько книг, которые читал и я. Но мне было особенно интересно найти и такие, что есть и в моей собственной библиотеке. Вот! На полке, где сгрудилась фантастика: «Кольцо обратного времени», точно такая и у меня. И как символично, однако, – ведь только что прошел на выставке и в гумилевском доме по этому кольцу...