ART re.FLEX Gallery имеет честь пригласить вас на выставку Татьяны Кроль "ВВС. Подъемная сила", которая продлится с 12 марта по 4 апреля 2014.
Татьяна Кроль фотографирует плоды нашей цивилизации. Ей интересны города и автомобили, её волнует технология и урбанистическая среда обитания. В последние годы она снимает летательные аппараты и создает целую выставку из «портретов» советской авиатехники. Но не тех первых машин, которые восхищали первых комсомольцев, и не тех, которые поднимались в небо Великой Отечественной войны, а поздних и последних образцов советской реактивной техники. Обширная сюита фотографий под названием «ВВС. Подъемная сила» воспроизводит творения Сухого, Миля и прочих авиаконструкторов эпохи заката.
Судьба этой техники парадоксальна и трагична. Самолеты нашей молодости могли бы выполнить те задачи, для которых были изначально предназначены. Но этого не случилось. Задачи сами по себе были спасительны и чудовищны. Стереть врага с лица земли в глобальной войне означало бы, по сути дела, прервать историческую жизнь человечества на данной планете. Возможно, что в противном случае нас бы самих стерли с лица земли, а историческая жизнь человечества все равно была бы закончена. Было два сценария войны, и оба были хуже некуда, ибо наша победа также обернулась бы величайшей бедой. Большой кошмар прошел мимо, и нам досталась на долю трагикомичная жизнь в странной стране. Иначе говоря, наша сегодняшняя жизнь тоже является результатом большой удачи двадцатого века. В это трудно поверить, но нам повезло. Точнее сказать, могло быть гораздо хуже. Всех нас можно поздравить. Не все, впрочем, примут поздравления.
Напоминать о нашей вчерашней и сегодняшней истории здесь необходимо именно по той причине, что фотографии Тани Кроль буквально пропитаны философией истории. Может быть, даже независимо от желания и намерений художника. Наверное, она интуитивно ощущает, что двойственные чувства с неизбежностью охватывают нас, когда мы разглядываем забытые и заброшенные боевые самолеты, воплощения могущества и власти, отмеченные признаками распада и бессилия. Эти боевые машины никем и никогда не были побеждены. Их поставили на пустыре в углу огромного Ходынского поля. И забыли о них примерно так же, как забыли о стариках, ветеранах и прочих необязательных существах сегодняшнего дня.
Реактивная авиация была создана для великих и ужасных дел. Ей пришлось заниматься сомнительными делами. Кампания в Афганистане происходила исподтишка и была секретом Полишинеля. Солдаты сражались, как могли, и даже сверх того, а номенклатура выкручивалась и спасала шкуры. Созданные для настоящей большой войны, которая охватила бы просторы континентов, стремительные и сверхмощные современные машины не были предназначены для того, чтобы ловить блох, то есть выискивать отдельные логова боевиков в горах Чечни. Сметать же начисто мятежные аулы высшее начальство строго запрещало по соображениям политическим. Великое создание советской технологии, авиация последних лет СССР оказалась не у дел и пережила трагический финал. Заслужило ли небесное воинство времен нашей молодости свою сегодняшнюю судьбу? Об этом нельзя не думать, разглядывая фотографии Татьяны Кроль.
Эти каплевидные фюзеляжи и копьевидные носы отсылают нас к давнишней истории человечества. Военная техника разных времен создавалась вовсе не для удовлетворения эстетических запросов. Чаще всего эти изделия предназначены для войны, для уничтожения братьев по разуму и врагов по всему остальному. ( По языку, по культуре, по идеям и убеждениям.) Частный случай этого правила – технологии охоты и рыболовства, то есть создание орудий пленения и убийства других живых существ. Разница в том, что одним нужно уничтожать людей, другим – добывать себе на потребу какую-нибудь живность, от утки до кита или мамонта. Аэро- и гидродинамическое совершенство и убедительная пластика боевого тела (тела греческой галеры, эскимосского каяка и новейшей подводной лодки) – всё это для войны. Они прекрасны, а также дротики и мечи, копья, булавы, боевые шлемы Древности и Средневековья. Они совершенны. Иначе говоря, в них запечатлена Истина и Красота, высшие эстетические ценности. Это странная Истина и странная Красота, двусмысленные сверхценности антропной цивилизации, умеющей прикасаться к ним либо в акте религиозной веры, либо в акте уничтожения других людей. Странным образом смерть связана с истиной и красотой.
Первый слой смыслов в этих щемящих портретах самолетов-ветеранов считывается вполне отчетливо: Власть, Мощь и Истина нагляднейшим образом соединены со своей противоположностью. Есть и другие парадоксы. Например, гендерная амбивалентность.
Таня Кроль – художник бурного темперамента, она наделена жизненной силой двойной концентрации. И ей надо было найти такие предметы для фотографирования, которые были бы воплощением мужской силы (чтобы не сказать свирепости) и женской пластики (чтобы не сказать соблазнительности). Поодиночке мужчина и женщина не настолько интересны, чтобы захватить внимание художника. Татьяне нужны такие модели или объекты, в которых мужчина и женщина видели бы себя вместе, в едином теле, подобном тому гермафродиту, которого Платон считал первым человеком, рожденным самой природой ещё до того, как мы разделились на женский род и род мужской. Самолет и есть такой гермафродит. Мощный и неумолимый, как гигантская стрела гигантского арбалета. Но изящный по обводам и по-женски грациозный. Нечто среднее между суперменом Шварценеггером и роскошной Рене Зельвегер в её лучшие годы.
Жизнь, как сказал поэт, играет у гробового входа. Тема смерти этих совершенных машин прослеживается в самом рассказе, в детализации повествования. Закрылки перекошены. Кабины побиты. Листы обшивки покороблены. Дюралевые сплавы разрушаются не так скоро и не с такой готовностью, как живая плоть, но результат не менее страшен. Нешуточный среднерусский климат потрепал эти прекрасные боевые тела, а человеческий контингент (порождение климата и истории бескрайних жестоких равнин Евразии) вносил свою лепту в разрушение. Нелегкое это дело -- гайки с резьбы срывать и крылья гнуть. Но, видно, усилия нескольких поколений дичающего населения дают свои плоды, и гайки слетают, колеса отваливаются, да и крыло прогибается, после многих попыток.
Их взяли без боя и оставили умирать в открытом поле без ухода, любви и службы. Они во власти неумолимого времени. Фотографии Тани Кроль сознательно состарены (мастера этого дела знают средства и приемы для придания снимку обличия архивной старины.) Словно уже давным-давно они не летают, и никто из живущих не видел их в полете. Но я сам, на полвека бодрее и стройнее себя сегодняшнего, видел этих могучих серебристых птиц в небе военного аэродрома Кубинка, когда они стартовали (чаще всего брали курс на запад) и заходили на посадку (с разных сторон, чтобы не мешать друг другу на размашистом летном поле, которое трудно было объехать на велосипеде за полдня.) Возможно, среди этих ныне неживых машин находятся и те экземпляры, которые носились над нашими молодыми головами. Теперь же смотрят глаза, утомленные очками и бессонницей, на сероватую пелену фотоснимков, и не сразу узнают старых знакомых.
Неужто это те самые простодушные молодые МИГи первых серий, которых мы школьниками высматривали из окна, нарушая дисциплину занятий? Неужели инвалидами стали несокрушимые универсальные СУХИЕ, диковинные гиганты с заостренными носами и квадратными пастями? Состаренные умелым мастером фотографии доносят до нас свидетельства той исторической эпохи, когда прекрасные и опасные летуны уже обессилели, а наши господа товарищи в Кремле были уже дряхлыми, землистыми с лица, и пригнули их к земле годы, грехи и образ жизни.
Нестойка и преходяща слава мира сего. Деградация силы и власти искажает сам фактор времени. Мы смотрим на парадокс сегодняшнего дня словно из будущего. Все те, кто обитает сегодня в районе Ходынского поля (в том числе и я сам, и мои собаки, и мои дети, и соседи) наблюдали сей процесс в течение многих лет. Задуманный энтузиастами и последними романтиками гибнущего Титаника по имени СССР, музей авиации под открытым небом остался сирым и беззащитным сначала в годы бандитского олигархата, а затем и в эпоху клерикального полициата с его риторикой. Идеологические заклинания телепатриотов не мешали и не мешают удивительному собранию советской небесной мощи разваливаться и трухляветь под кислотным небом столицы.
Татьяна Кроль явилась на поминки, в разгаре этого величавого распада и полной гибели богов. Зрелище почти вагнеровское. Прозаические и скучноватые постройки для состоятельных сограждан, возведенные по мановению уже полумифического Лужкова ради пополнения чьих-то счетов, возвышаются на заднем плане и насмешливо поджимают сухие губы. Не будет в фоне пылающих вулканов, падающих на планету астероидов и вселенских катастроф. Главная катастрофа, большая супервойна ради невозможной планетарной суперпобеды, не состоялась. Никому не проиграли, но без боя сошли с небес.
Чаще всего прекрасные покойники-гермафродиты в фотографиях Тани Кроль обращены к нам анфас. Мы смотрим на них так, как смотрели бы издалека реальные противники тех времен, чужие пилоты чужих «Иглов» и «Старфайтеров». Прижатые к неухоженной земле на сегодняшних задворках Москвы, небесные бойцы вчерашнего дня горделиво и безнадежно вспоминают о том, что лобовая атака ломает слабаков – а мы не слабаки. Или это непроизвольная ирония фотохудожника? Боеспособность самого дорогого металлолома в мире уже нулевая. Не только их бока обшарпаны и расхристаны, даже сами фотографии успели обветшать. Не до полетов нынче. Разверстые воздухозаборники мощнейших реактивных двигателей превращаются в кричащие рты. Не дай Бог видеть их под дождем, когда небесные слёзы стекают по остаткам остекленных кабин и заливаются в воющие пасти. Как раненых зверей, их было бы лучше пристрелить и не мучить более.
История невозмутимо шествует далее по нашим головам, а ноющие боли уже приобретают классическое художественное качество. Может быть, любить эти самолеты следует именно за то, что, в частности, благодаря им все-таки не было настоящей большой войны? Разглядывая их берущие за душу портреты, хочется их за что-то поблагодарить и перед ними за что-то просить прощения. И за что, не совсем ясно.
Когда задевает за живое, это означает, что оно, живое, ещё немного живет в нас.
Александр Якимович