Тут у нас проходят Дни Хармса. Потому что ему сто лет в обед. Вернее, сто лет ему в декабре. А Хармс-фестиваль — сейчас. Кто ответит за это?
Моя задача необъятна. Даже абсурдна.
Рассказать про Дни Хармса в Петербурге и V Хармс-фестиваль «коротенько так» невозможно. Потому что это, во-первых, Международная научная конференция в Герценовском на три дня, и темы докладов там были такие (сужу по одному лишь перечню), что ясно: наш Даниил Иванович — достояние ученых всего мира. Во-вторых, потому что это вечер (в Музее Ахматовой 28-го) переводов стихов, пьес и прозы Хармса на разные языки, и очевидно: этот автор — достояние читателей всего мира. В-треть-их, потому что это вечер (там же 29-го) стихов Хармса и музыки Баха, Моцарта, Шопена, Сати, и понятно: его абсурд настолько гармоничен, что представляет собой классическое достояние.
\
Дни Хармса, устроенные Международным товариществом друзей Хармса (МЕТОДУРХом), Союзом писателей Петербурга, Педагогическим университетом имени Герцена, Фондом имени Лихачева, продлятся еще полгода. А 26 июня состоялся праздник Дома Хармса. На улице Маяковского, 11. Где Даниил Иванович прожил больше 15 лет. Вплоть до ареста 23 августа 1941 года. Это главный в мире дом Хармса.
\
Должны были открыть мемориальную доску.
В шесть вечера объявили начало, однако ж народ стал стекаться заранее. И видел детскую коляску с цифрой «100» над аркой, которую, говорят, покрасили к этому празднику и под ней даже замостили. Видел фотографии Андрея Чежина по стенам арки. Видел старух-ха-хармса, которые в количестве четырех штук живописными чучелами свешивались с фасада, чтобы в нужный момент, натурально, «сигануть» вниз. Видел во дворе огромный черно-белый портрет ДХ с трубкой. Живописную инсталляцию на помоечных бачках (пустых). Надпись: «ДХ. Музей» — пока фиктивную. Девушек в желтом с открытым огнем. Академика Вячеслава Иванова, профессора Михаила Мейлаха. Жителей этого дома, которые подняли руки, когда попросили поднять руки жителей этого дома. Чудного распорядителя праздника с мегафоном, одетого так, как, должно быть, одевался сам Даниил Иванович перед выходом на карниз Дома книги: в шортах, смешных ботинках и гольфах гармошкой. Очень маленький джаз-бэнд с грозным названием «Адмирал». Веселых молодых людей в оранжевых жилетках с белыми буквами на спине про (кажется) жилкомтрест Петроградского почему-то района — молодые люди были весь вечер «на арене». Собачку, которая вертелась у всех под ногами, хотя была на поводке. Милиционеров, которые перегородили улицу, чтобы никого не задавило.
\
И еще народ видел свои интеллигентные лица вокруг.
\
А потом все услышали речь. Нам сказали, что сегодня доску только откроют — то есть покажут. Но повесят и откроют не сегодня. И что это в духе литературной и прочих традиций, которые так чтит наш народ.
\
Тут неприметная машина в толпе с риском для близстоящих, проехала задом метра на два поближе к центру всего, и дверцы на ее корме распахнулись. Обнаружился плоский камень с надписью: «Из дома вышел человек...». Все стали приближаться, толкаться больше прежнего и фотографировать. Рядом стоящий мужчина в шляпе был представлен как скульптор Вячеслав Бухаев, который доску спроектировал. Рядом с ним стоящий мужчина с зонтом-тростью был представлен как артист Владимир Рецептер (руководитель Пушкинского театрального центра). Который сказал, что отношения к Хармсу не имеет никакого, однако ж Пушкина читать не стал. А вот сын его (Рецептера, а не Пушкина) в той самой квартире у девушки своей иной раз оставался ночевать — завершил свою речь папа Рецептер.
\
Потом произошел отъезд доски. Тряпочные старушки стали падать, а их внизу стали ловить. Речь сказал Михаил Карасик, который все это и многое другое в нашем городе про Хармса придумывает. И просто думает.
\
А потом все пошли во двор дома № 9, в котором Хармс никогда не был (впрочем, это нужно еще доказать). Мимо стеклопакетов на окнах квартиры Хармса. И мимо гипсовых ба-рельефов Ленина и Маркса на уровне третьего, кажется, этажа. Во дворе дома № 9 стояла сцена с пюпитрами и стульями для оркестра, а на балконе — артист Юрий Томошевский. Который немедленно начал читать Хармса вслух.
\
Да, еще при входе во двор каждому дали по бумажной белой тарелочке. Обещали кормить гречневой кашей. Но гречку, наверное, склевали птицы.
\
Потом маленьким, но почти симфоническим оркестром во главе с маэстро Аркадием Штейнлухтом и солистами была дана опера в четырех действиях «Четыре иллюстрации того, как новая идея огорошивает человека, к ней не подготовленного». Попросту: писателя, художника, композитора и химика доводит до кондрашки слово г... в их адрес из уст представителей пролетариата. Написал оперу Анатолий Королев. Устроила-оформила Ольга Цехновицер. Все это люди в городе Хармса очень известные.
\
Но не все деятели культуры прониклись духом и буквой произведения сразу. Как рассказала вашему корреспонденту одна известный музыковед (потом она вывалилась из окна), в прошлом году музыканты Заслуженного коллектива Филармонии отказались участвовать в премьере сочинения. Потому что там звучало это слово. А вот другие музыканты, частично иностранные, согласились. Наверное, они не с того конца осваивают русский язык.
\
Публика, собравшаяся в количестве, определить которое могут только милиция и предвыборные штабы, горячо приветствовала музыкальное сочинение. А потом — показ модной коллекции от студентов одного вуза, где этому учат, мистерию «Хай-Галай» театра «Мимигранты» в постановке Александра Плюща, группу Dadazu с ну очень охрипшим саксофоном (тут пошел дождь, но все оказались предусмотрительно вооружены разноцветными зонтами), действо «Бородатые истории» театра «Премьера» и много что еще. Вплоть до половины десятого. Не всю программу, к счастью, выполнили. Иначе стоять нам там до утра.
\
Был, конечно, еще страус. И дикобраз, которого все же удалось достать из зеленого железного ящика. Была детская радость детей и взрослых. Именинный торт, до смешного маленький. И воздушные шары, на которых в самом конце удалились в синее небо летающие кошки.
\
Доска будет открыта своевременно. Следите за нашими сообщениями.
\
ФОТО АВТОРА