Зодчие, ученые, военные, моряки, медики, промышленники, ремесленники. Эскизы – от Монферрана до Штакеншнейдера, портреты – от Эйслера до Вредена. Логарифмическая линейка инженера Графтио. Фонарь подводный свечной конструкции капитана лейб-гвардии саперного батальона барона Тизенгаузена, 1853 год.
Фотографии: от Чугонолитейного и механического завода Сан-Галли до группы рабочих и служащих клюквенного завода «Жорж Борман», май 1917 года. Нобель, догадавшийся, как заставить избранных благодарить его вечно, а простолюдинов – вечно завидовать и ему, и избранным.
Реклама всемирно известных машинок «Ундервуд» (вот и она сама). Штопальный аппарат для починки чулок и руководство по его эксплуатации от завода «Зингер» в Подольске, 1910 год: железный витой ободок, прикрепленные загадочные лапки...
И балетная туфля Карлотты Брианца – театральный (и цирковой, с портретами всей семьи Чинизелли) раздел вообще требует отдельного зрительского «зависания».
И афиши, которые не только информируют, но говорят о нравах. Вечер в зале финского общества трезвости «Алку» – «Танцы безпрерывно до 4-хъ час. ночи», 1902. «Традиционный Кавказский вечер в зале Благородного собрания в пользу недостаточных студентов Кавказских горцев» (это бал: лезгинка во всех видах; дирижер Р. В. Франкенштейн; рояль фабрики «Дидерихсъ»), 1907. «Веселая комическая оперетта «Ханче ин Америкэ» Петроградской еврейской труппы, которая в 1923 году была приглашена в Америку и предусмотрительно не вернулась.
Огромнейшая экспозиция (участвовали три десятка музеев, архивов, библиотек и других организаций) заняла весь «Манеж» и, вне всякого сомнения, могла быть еще больше, поскольку весь наш город – экспонат. На втором этаже, где красота прагматики и искусства, все начинается с изображения Петра I и его сподвижников. В центре этажа первого, где красота духа и ее отражения в быту, – с икон святой Блаженной Ксении Петербургской и Иоанна Кронштадтского.
Триста лет в гордой позе на берегу пустынных волн что-нибудь да значат. Хотя лишь лжец и глупец не признают: такая поза выглядит все комичнее из-за многих утрат – из-за утраты многого. Позабыли, что должно. Позабыли, что Петербург требовал приспособления к себе, к своей культуре, привезенной Петром и его сподвижниками из Европы, – но и впитывал, универсализировал высокие образцы культуры северных, восточных и южных народов. Теперь не то, а прежде понятие «неприлично» было общим для трудящегося люда, поневоле оглядывающегося на господ и образованных.
Кляня погоду и необходимость повседневной суеты выживания, мечтая об осмысленности – хотя бы приближающейся к виду окрест – собственной судьбы, забываем эти проклятья при первом горизонтальном луче желтого солнца на вершинах домов, на фиолетовых облаках. Чувствуем «про себя»: некий персонаж, типичный, так сказать, петербуржец – в крылатке, в шинели, в сюртуке, в куртке, в ватнике, голый – имеет одно, совершенно отчетливое, покровительство. Если, конечно, способен и хочет его осознать.
Но в то же время у каждого – свой Бог. Представляете себе, что творилось бы в нашем небе, если бы 134 Бога – а именно столько национальностей зафиксировано сейчас в Петербурге – воевали между собой?..
Вернемся в «Манеж» – рассматривать. Стенды, посвященные всем основным конфессиям: иконы, облачения, предметы культа; нашлось место даже бронзовому Павлу I и краткому рассказу о Мальтийской капелле.
Из Музея истории города – «Карта России и племена, ее населяющие». 1869 год. Нестор Александрович Теребенев посвятил карту – свою работу – Его Величеству Государю Императору Александру II. Сделана, как житийная икона: в середине – фрагменты карт Земли Русской, вокруг – изображение типов. Пейзане и пейзанки, благолепие полное, хорошая погода царит. Модно и правильно было тогда «людей» изображать и таким способом, и сяким, вплоть до фарфора. И эти фигурки, дорогущие, предмет любования знати, – скупо, но представлены Вербилковскими изделиями. Первая красавица – казанская татарка.
Из Кунсткамеры – колода игральных карт с этнографическими типами в национальных костюмах и схемами губерний, с гербами. Первой лежит карта, где «Гербъ СПетербургской», затем – «Гербъ Княжества Финляндскаго», «Гербъ Эстляндской», «Герб Царства Польскаго», да разных городов. Середина XIX века – конечно, немедленно вспоминаются Гоголь и Салтыков-Щедрин. Но ведь какая ненавязчивая «агитация и пропаганда» равенства всех в руках Судьбы!..
Инсталляции из Этнографического – сундук и вещи горничной; торговля огородными и молочными продуктами на Охтенском рынке; бурятский целитель перед алтарем, сцена в дацане – интеллигенция и богема повально увлекается буддизмом, модерн на дворе, декаданс. Костюм няньки-кормилицы. Русские. Конец XIX – начало XX века. Игрушки детские, русские. Начало ХХ века. Деревянная баржа, деревянный пароход, деревянная лошадка с санями. Мы знаем, какие игрушки начались чуть позже – военные...
О ленинградской и новейшей истории нашего города в заявленном «разрезе» свидетельствуют в основном фотографии. Ассирийский ансамбль Ленбытпромсоюза.
Дом Запада на Красной улице, латышский и еврейский Дома просвещения на Некрасова, 10, – начало 1930-х; всего таких Домов было двенадцать, потом политика партии их ликвидировала, пошли аресты...
Первый праздник финно-угорского народа «Юханнус» после полувекового перерыва в Колтушах, 1989. Поиски останков немецких солдат на Синявинских болотах, инициированные Центром немецкой культуры и примирения, 1999. День Африки в католическом храме. Обряд на афганских торжествах помолвки, свадьбы или обрезания.
Особенно трогательны коллективные снимки с этими бесхитростно счастливыми глядениями в объектив, ведь в моменты раздора такие фотографии не делаются. И памятные знаки жертвам советского режима от национальных общин в Левашове – быть может, самое странное и самое справедливо-точное проявление человеческой природы: что делить, когда на всех и беда – одна, а все же – «пятый пункт» незабываем.
И, по сути, неотменим. Хотя «национальное» сейчас кажется совсем бессильным перед «политическим». В эти дни невольно взгляд, выхватив надпись на постере про медиков «Тифлисский склад Александры Федоровны» – и красный спасительный крест, надолго останавливается на таких красивых лицах учителей грузинской школы в Петербурге. Как и на фотографии «Передача иконы «Избиение младенцев Иродом» бесланскому храму – осетинская диаспора поддержала инициативу православного прихода Леушинского монастыря».
Понятно, что выставка делалась в сложнейшей ситуации не только из-за межмузейных и прочих профессиональных трудностей. Те самые 134 национальности – на 4 миллиона 661 тысячу человек – в Петербурге зафиксировала перепись населения 2002 года. От абазинов до японцев; 15,3 процента населения. При этом, безусловно, практически в каждом русском намешено немало кровей. Что, как утверждал знаменитый доктор Тайц, к которому все исконно петербургские мамочки хоть разок, да носили своих младенцев, – способствует здоровью.
У нас около двухсот культурно-национальных объединений и полтора десятка межнациональных организаций; тщанием общин и приходов, привлекающих метрополии, идет потихоньку реставрация храмов – делают для себя, а любуемся мы все. У нас издается около двадцати моноэтнических газет и журнал «Петербург национальный», посвященный всем вместе. Существует Дом национальностей и Библиотека национальных литератур – при Библиотеке имени Лермонтова.
...Все еще гордая поза; самозаклинания нашей же историей, действительно – славной, но более – трагичной; сложное слово «толерантность» в детских садах. Но – боязнь признаться себе как обществу в том, что преступления на так называемой национальной почве (наша почва, петербургская) случаются постоянно. И полная растерянность перед подобными фактами, и ложь.
Вот он, столь необходимый на этой выставке, стенд памяти Николая Гиренко, ученого и музейщика, борца с расовой и национальной нетерпимостью, убитого фашистами летом 2004-го.
Не уберегли.