Вознесся горделиво...
Сходство Астаны с Петербургом, о котором многие пишут, в реальности ошеломляет. Да так, что президента Нурсултана Назарбаева хочется сравнить с Петром Великим.
Правитель нового – независимого («Триста лет казахи были колонизированы Россией», – сказал один кинорежиссер) – Казахстана, очевидно, очень мудрый человек. Подобно императору российскому, решил, что нация должна совершить рывок из средневекового, по сути (все так же друг друга убиваем), времени, в светлое будущее. А рывок – это не только конкретные, но и символические действия. Была принята программа развития страны «Казахстан-2030». Понадобилась новая столица.
Назарбаев, всем известно, десять лет назад перенес столицу из Алма-Аты в Акмолу – город, который возник на месте крепости (казачьей) и на пересечении торговых путей. Который стоит на реке Есиль, по-русски – Ишим. И который к тому моменту уже трижды менял свое название: Акмолинск – Целиноград – Акмола.
Алма-Ата обиделась, но, что поделать, смирилась. Рисковал Назарбаев в другом. «Символические» аргументы, связываемые современниками с амбициями лидера, не могут оправдать гигантские затраты. И потому обоснования звучали совсем другие (надуманные или провидческие, узнаем лет через пятьдесят – сто). По 32 параметрам выбирали новый административный центр, провозгласив, что Алма-Ате некуда развиваться (расположена в «ковше» между гор), что она, мол, исчерпала все свои ресурсы, от урбанистических до демографических и иммиграционных, да и попросту – постарела. Мало кто у нас помнит, кстати, что Алма-Ату лишь в конце двадцатых сделало главным городом на казахской земле строительство Турксиба, а до того столицей считались Кзыл-Орда (с 1925-го) и еще раньше Оренбург (с 1920-го).
Теперь выбор остановили на Акмоле, поскольку она удобно расположена – примерно в середине территории государства. Учитывались также безопасность как следствие удаленности от границ (прежде иных говорят о китайской), присутствие образованных людей (в основном дети и внуки принесенных в сугубо степной край катастрофами XX века – массовыми репрессиями и эвакуацией, а также идеей Хрущева о создании Целинного края с центром в Целинограде), сейсмоустойчивость, нормальная экологическая обстановка, наличие газо- и теплоснабжения, дорог и так далее.
Планы не простят обман
Но сходство с Петербургом не исчерпано исторической ролью Астаны (в переводе с казахского как раз – «столица»), трансформациями ее имени и тем, что область вокруг не Астанинская, а Акмолинская. И не в том дело, что город стоит на болотах, правда, теперь уж осушенных. Дело в ПЛАНЕ, по которому Астана – новая ее часть – возводится.
Акмолинск – Целиноград располагался на правом берегу реки, к середине прошлого века представлял собой скопление саманных домиков и бараков (в них жили ссыльные), среди которых редким украшением выглядели строения каменные, несколько было аж «как на Мойке». Экскурсовод непременно расскажет историю предпринимателя Василия Кубрина: в 1909-м построил такой особняк по требованию своей возлюбленной, балерины Мариинского театра, – иначе дева не соглашалась выйти за купца и перебраться в Акмолинск; потом он сажал здесь для нее сад – и любимая жена вылечилась от чахотки, проводя время среди деревьев. Дом сохранился, после Краеведческого музея и Дворца пионеров приняв посольство Украины.
В пору освоения целины город застроили бараками нового типа – пятиэтажками (по микрорайону, между прочим, «подарили» Москва и Ленинград); теперь некоторые облицовывают светлыми плитами с национальным орнаментом, и выглядят они совершенно презентабельно, а другие будут снесены. В «старом городе» уже стоит или возводится множество современных зданий, как общественных (поражают десять огромных стадионов и дюжина теннисных кортов), так и жилых, но все же в сознании «Астана» – это абсолютно новый район на левом берегу Ишима.
В 1997-м был объявлен международный конкурс на проект генплана столицы, собравший сорок участников. Победил знаменитый японский архитектор Кисе Курокава (увы, скончавшийся в 2007-м) – тот самый, чья идея нового питерского стадиона на месте Кировского, надеюсь, осуществится.
Курокава со своими философско-гуманитарными принципами градостроительства (его идея – «метаболизм», то есть восприятие города как живого организма с присущими ему функциями и процессами, в частности старением) не просто придумал фантастико-футуристический комплекс зданий на куске степи, а предложил схему развития и обновления Акмолы/Астаны.
История места, легенды кочевых племен вкупе с правящей идеологией государства (развитие, открытость, толерантность, «центр Евразии») неожиданно и закономерно обосновали и планировку улиц-площадей, и расположение зданий, их облик, окружающий декор и ландшафт. Симбиоз и символизм, абстракция и экологизм, рациональность и поэзия – все уместилось в проекте, который на уровне отдельных зданий и комплексов развивают теперь Норман Фостер и другие, в том числе местные, архитекторы.
Сам Курокава успел возвести очень красивый и удобный аэропорт Астаны, сверху похожий на птицу в полете, а «в лоб» напоминающий своей центральной частью не то войлочную шапочку, не то юрту, этот передвижной дом кочевников. А Фостер построил Дворец Мира и Согласия – эффектную «Пирамиду», где на десяти уровнях есть все – от оперного театра до офисов религиозных конфессий и исследовательского центра мировых религий. Форма правильной пирамиды (ее высота и длина стороны основания 62 м) выбрана не случайно и не только красоты ради: с древнеегипетских времен таковая важна для всех верований мира, а Дворец – символ их единства. Здесь уже собирались и будут раз в три года встречаться духовные лидеры планеты.
Что толку? – воскликнет реалист-скептик, но это уже другой вопрос. «Мир» и «согласие» относятся не только к сакральной сфере, но и к самой обычной жизни – и чем дальше человечество идет по тропе войны, терроризма и унижения личности, тем важнее проповедь гуманизма, даже настырная и любыми способами. Именно в «Пирамиде» торжественно открывался-закрывался фестиваль «Евразия», призванный объединять людей Центрально-Азиатского региона и всего мира с помощью кино. И, между прочим, на сцену в этом году поднялись вместе с казахами, киргизами, узбеками и таджиками гости из Америки, Японии, Кореи, Румынии, Аргентины, Индии, Германии... Рената Литвинова и Джереми Айронс, Ирина Муравьева и Изабель Аджани. Французская звезда сказала замечательную речь о толерантности казахов: «Нам не хватает таких народов».
В «Пирамиде» расположен макет еще одного сооружения, возводимого в Астане по проекту Фостера, – торгово-развлекательный центр «Хан шатыры»/»Ханский шатер». Это «город в городе»: на двухсотметровом эллипсовидном фундаменте поднимется конус «степной палатки» высотой 150 метров из непонятного прозрачного материала, под которым на семи уровнях задуманы ладно бы магазины и рестораны – три связанных между собой бассейна с общим песчаным пляжем и растущими пальмами, речка и водопад. Три искусственные климатические зоны, несколько природных ландшафтов (Средиземноморье, Калифорния, тропики), пышные сады и диковинные цветы – и все это посреди степи с ее летней жарой и зимними морозами до минус сорока. (А крупнейший в Центральной Азии океанариум уже вовсю работает – в каких цистернах доставляли в центр Великой Степи этих акул???)
«Хан шатыры» замкнет собой с севера центр Астаны; Фостер меж тем наблюдает и за возведением 382-метрового торгово-административно-гостиничного комплекса «Абу Даби плаза». Главная столичная магистраль-бульвар – прямая, как Невский проспект, – еще достраивается, но уже впечатляет. Фонтаны и цветы ведут к ее центру, где красуется 97-метровая башня «Астана-Байтерек», воспроизводимая повсюду как символ нового Казахстана. «Байтерек» – тополь, в металлической кроне – 22-метровый золотой стеклянный шар: это «солнце» – золотое «яйцо», которое снесла священная синяя птица подземного царства Самрук... Легенда длинна и красива, нам здесь важно, что вся космогония казахов выражена в монументе, созданном группой казахских зодчих и инженеров во главе с архитектором Акмурзой Рустембековым.
А образ монумента явился, судя по рассказам, президенту Назарбаеву. В золотом шаре находится «Аялы-Алакан» – оттиск его правой ладони. Что означает не культ личности, а «знак бережного отношения казахстанского народа к миру и покою в своем общем доме», представьте себе. Рядом с золотой ладонью, в которую вы вложите свою – и ваше желание исполнится, находится композиция «Бата»: изображение земного шара, а вокруг – таблички с автографами лидеров семнадцати мировых конфессий. Они собрались здесь пять лет назад и в семнадцати юртах, установленных вокруг «Байтерека», одновременно вознесли молитву за благополучие всей земли и народа Казахстана. Еще раньше, в 2001-м, Астану посетил Папа Римский Иоанн Павел II.
Другая Пустота
Подчеркнем: новый центр Астаны, возводимый иностранными и местными зодчими, не просто прямые углы и большие площади, не просто архитектурные ансамбли и отдельные строения, не просто «каждый дом наособицу» (проект любого утверждается Назарбаевым лично, так поступали русские цари относительно столицы империи). Говорят: Астана похожа сразу на Эмираты и Петербург, Шанхай и Москву – плохо ли это, если она должна выразить синтез культур Запада и Востока? «Умышленность» города означает изначальное стремление к «астанинскому тексту». Каким он сложится – еще вопрос, конечно. Но люди уже дают свои имена домам – вот «Зажигалка», вот «Шприц», вот «Семь бочек», тот же «Байтерек» прозвали «Яйцом независимости»... И это нормально. Без народной топонимики город мертв.
Пока же Астана – город чиновников, которых... не видно. Даже в государственно-деловом квартале – рядом стоят резиденция президента, здание парламента и правительства, высотные офисы разных компаний – не удалось засечь толпу в пиджаках и с портфелями. По-западному безлюдно и в новом центре, и вокруг него. Скопление машин поутру у светофора местные бомбилы называют пробками, но явно льстят ситуации.
Странно, однако почти не видно рабочих на повсеместных стройках (вот дом вырос коробкой в 37 этажей, каждый пронумерован огромной цифрой на фасаде – зевакам не надо напрягаться-считать). Даже мусор по мостовым не гонится ветром – практически постоянный ветер давно уже все сдул. Ощущение ирреальное. Но город в новых кварталах не мертв, он пуст. Причины просты. Во-первых, людям предоставляют квартиры рядом с работой, а значит, все быстро оказываются дома. А во-вторых, столица строится на перспективу. (Так и Берлин сейчас кажется слишком просторным, кто был – видел.) К 2010 году здесь должно быть более миллиона жителей, а пока – спешите купить квартиры. В грандиозном здании «Триумф Астаны», напоминающем МГУ, двухкомнатная в 85 квадратных метров с мебелью стоит 140 тысяч долларов.
Стон Астаны
Я далека от желания идеализировать Астану, Казахстан и его руководство. Да, сравнение строительства Астаны и Петербурга – условность. Но, послушав-почитав «простых» и ученых казахстанцев, можно себе представить, какое сопротивление вызывали реформы и затеи Петра и у элиты, и у народа. И какой веселый энтузиазм потряхивал других – неуемных строителей своей жизни и карьеры, положительных авантюристов и вообще позитивных, как теперь говорят, людей.
В Астану (и за рубеж, впрочем) едут учиться и работать парни и девушки со всей страны, в том числе дети алма-атинской «верхушки». Здесь 18 вузов (из них, кажется, пять университетов, первый – Евразийский имени Льва Гумилева), 18 колледжей, 82 школы (семь казахских гимназий, есть школа китайская, корейская, еврейская, башкирская и прочие национальные, а также физико-математическая, музыкальные, балетная и другие). Молодые не чувствуют себя людьми «маленькими» в этом молодом городе, им обширные пространства – свои. В разговоре с гостями ни за что не признаются, тяжело ли переживать резко континентальные морозы, а скажут, что лесопосадки и парки (и правда грандиозные) скоро-скоро смягчат климат.
Они еще не чувствуют отсутствие «гумуса», столь ощутимое нам. Культурное прошлое Астаны, как ни печально, – в памяти о гигантских жертвах советского режима, которых приняла земля Казахстана и, в частности, Акмолинска, начиная с двадцатых годов. Президент Назарбаев и тут поступил, как должно: в тридцати километрах от Астаны в прошлом году (траурная дата – 70-летие 1937-го) открыл Музей истории политических репрессий АЛЖИР.
Аббревиатура означает «Акмолинский лагерь жен изменников Родины», если кто не в курсе. Здание музея, черная стена с перечнем 7620 узниц (лишь те, кто известен, среди них фотографирую фамилию бабушки...), 18-метровая Арка Скорби, скульптуры «Сила и бессилие» и «Борьба и надежда»; фильм «Жуткий холод АЛЖИРА», мемориальные вещи и другие «рассказы» о том, во что XX век вверг Мадонну, памятные стелы на месте братской могилы, – все требует особого повествования без слез.
Слезы сушит другая горечь. Бывшая «Точка № 26» стала поселком Малиновка (узницы выращивали ягоды), ныне переименованным в Акмол. В нем сохранился последний саманный барак – частное владение, которое хозяин вот-вот снесет, поскольку он – БЕЗ ПОНЯТИЯ. А памятник жертвам репрессий в самой Астане, который освятил Иоанн Павел Второй, к десятилетию столицы акимат (мэрия) города счел тут неуместным. Монумент демонтировали – остался лишь холм-курган и флаг страны на мачте. Следующий шаг – сроют курган, поставят бизнес-центр, возмущаются люди, да кто ж их слышит.
Таков лишь один пример противоречий в обществе. Их, разумеется, полно. Судьба Астаны тоже не кажется однозначной. С одной стороны, усиленно создается новый – столичный – миф. Само число жителей не очень понятно: на закрытии фестиваля «Евразия» прозвучало – 800 тысяч, а опубликованные данные «гуляют» от пятисот до семисот. Доходит до смешного: алма-атинцы утверждают, что даже погоду в Астане местные телеканалы регулярно приукрашивают. И «Акмола» как «Белая могила» практически не звучит, в ходу второе толкование: «Белое изобилие» (молочными продуктами торговали когда-то здешние ярмарки).
С другой стороны, все разумные люди буквально молятся о долгой жизни президента Назарбаева: пусть задавил оппозицию, зато предсказуем, при нем стабильность. А следующий лидер не захочет ли вернуть столицу в старую Алма-Ату? (Где, правда, даже потеряли легендарный апорт; вообще в Казахстане, как и у нас, почти сплошь импорт...)
А уйдут с Ишима денежные потоки – город захиреет тем скорее, что строится гастарбайтерами не очень качественно: и тротуарная плитка кое-где под ногами «ходит», и облицовочная там и сям обваливается, и какие-то кабели то и дело торчат... Отсутствие опять-таки общей культуры не восполнить за десяток лет. И что в итоге победит – усилия тех самых школ и, скажем, одиннадцати театров в будущем году (сейчас их пять) или психология кочевника?
Ты кто будешь такой
Национальное самосознание «нового казахстанца» (в стране живут люди 130 больших и малых этносов) – отдельная проблема. Напрямую связана с кинематографом. Многие помнят скандал с фильмом английского комика Саши Барона Коэна «Борат: Высмеивание славного народа Казахстана ради разоблачения гнилой культуры Америки» – адекватная реакция на него опять-таки Назарбаева привела в итоге к потоку туристов отовсюду.
Еще более важен «внутренний» взгляд на ситуацию. Международный кинофестиваль ее отслеживает и предъявляет миру. Арт-директор «Евразии» Гульнара Абикеева выпустила объемную интереснейшую книгу с длинным названием «Нациостроительство в Казахстане и других странах Центральной Азии и как этот процесс отражается в кинематографе». (Нашему кино и не снилось: самоидентификация россиян – последнее, что волнует отечественных продюсеров и авторов.)
А в бывших советских республиках это все ой как горячо. Один казахский режиссер обзывает лживым и вредным фильм «Тюльпан» Сергея Дворцевого: мол, показывает нищету, а «казахов бедных теперь нет». Один узбекский режиссер обиженно возмущается фразой из казахского исторического фильма «Мустафа Чокай» (примерно): «Этому узбеку понравилась нацистская форма», а речь идет о гитлеровском времени и окружении, национальная принадлежность звучит синонимом слову «азиат». Таджики избили своего же режиссера, который учится во ВГИКе и сделал курсовую короткометражку «слишком вольную», по мнению напавших. А туркмены вообще за несколько дней до фестиваля сообщили о своем в нем неучастии...
Что такое национальный фильм? «Чья» отличная картина «Песнь южных морей», если сделана в копродукции Казахстана, России и Франции, режиссер Марат Сарулу – киргиз, оператор – грузин Георгий Беридзе, композитор – наш Андрей Сигле, в центре фильма – мужик Иван и жена его Мария, снимались русские артисты (великолепная актриса Ирина Агейкина удостоена приза за лучшую женскую роль, он должен ей помочь сменить работу курьера где-то в российской провинции на профессиональную), а действие происходит на фоне гор и степей?
Ответ на «Евразии» искали всем миром на специальном «круглом столе», к однозначному выводу, разумеется, не пришли. Это ни в коем случае не национальная принадлежность основных денег в бюджете картины, не национальность режиссера, не география съемок и даже не язык, на котором говорят в кадре. Самым близким определением оказалось, вослед Белинскому, примерно такое: «Это художественный образ, представляемый на экране, соответствующий той либо иной национальной культуре».
Чему целиком отвечает «Прощай, Гюльсары!» – новая экранизация знаменитой повести Чингиза Айтматова, предпринятая известным казахстанским режиссером Ардаком Амиркуловым. Жюри во главе с независимым американским продюсером Майклом Фицджеральдом совершенно справедливо отдало ей «Гран-при» «Евразии» – 20 000 долларов и статуэтку.
В целом, представив в конкурсе картины – и жизнь – только Центральной Азии, фестиваль много выиграл. Он стал уникальным в мире. Стал культурным событием для Астаны – люди сидели на полу, чтобы увидеть на экране себя и своих ближайших соседей. Жаль, если от этой концепции «Евразия» вернется к общеупотребительной и примет в конкурс и западные, и дальневосточные фильмы, кочующие по другим киносмотрам.
Но в повседневности киноискусству бывших советских азиатских республик трудно, как и нашему. Искушение коммерцией под лозунгами-индульгенцией «Народом востребовано» и «Собрали в десять раз больше, чем потратили», давит, чему далеко не все способны противостоять. И что за дело, что бюджет картины составляет 30 тысяч долларов – и качество его соответственное – если собрали 300 тысяч...
Мы так близки
Перед моим компьютером стоит теперь сувенир – маленькая, пять сантиметров высотой, юрта. Модель Вселенной. Шанырак, орнамент – все как полагается. А верхушку снимешь – там вторая, поменьше, а в ней – третья, мал-мала. Деревянненькая юрта-матрешка, да и только. Что нам, повторю снова и снова, далекий казахский край и вся Центральная Азия? Не скажите, что ничего. В России еще не ужаснулись – не осознали потерю, все более «окончательную», других стран, входивших когда-то в империю.
В частности, не проартикулировали, насколько важен Казахстан и «казахская тема» для нашего кино. Даже если не говорить о «кинематографической роли» Алма-Аты в военные годы, достаточно перечислить имена и названия картин пары самых последних сезонов. Тот же «Тюльпан», а также «Монгол» Сергея Бодрова, «Дикое поле» Михаила Калатозишвили, «Бумажный солдат» Алексея Германа – во всех этих, столь разных, работах присутствует Казахстан.
И еще есть Тимур Бекмамбетов, который, несмотря на свою занятость, не мог не приехать в Астану. И говорил на пресс-конференции, вызвавшей восторг земляков, что чувствует себя и казахским режиссером тоже.