Представьте себе: дама в перьях и мехах выходит из повозки, а у дверей ресторана её встречает швейцар с расплывающимся от улыбки лицом. Это не сценка из кино — это Петербург начала XX века, город, где ресторан был не просто местом для употребления еды, а главным пропуском в мир блеска и слухов.
Любой каприз за ваши деньги
Рестораны вроде «Донона» или «Кюбы» знали толк в приёме. Там не только министры и меценаты обедали, туда могла зайти даже одиночка в шляпке с вуалью — и не быть осуждённой. Слово «Кюба» тогда означало: здесь можно всё, если ты умеешь держать спинку и оставлять чаевые.
Официанты в этих заведениях были не просто официантами — они были частью беззвучного сервиса. Ты только потянулся за портсигаром — тебе уже подносят огонь. Захотел соли — перед тобой уже стоит хрустальная солонка с серебряной ложечкой. Пальцы даже пачкать не надо.
Меню на вечер — будто из сна гурмана
Что там ели? А как вам завтрак императора — с рябчиками, перепелиными яйцами в золе и поросёнком, который наполовину жарен, наполовину — парной? Или цыплёнок с трюфелями и соусом периге. Слово «обед» звучало как «ритуал». Стоил он — между прочим — 2 рубля 50 копеек. Это вам не шаурма на углу.
А за дверями – не жизнь, а каторга
Но пока дамы в кружевах изящно тыкали вилками в салаты с лобстером, на кухне жизнь кипела в совсем другом смысле. Поварята засыпали стоя. Посудомойки скользили по плитке быстрее, чем скейтбордисты. Шеф работал на износ, как паровоз, и отвечал за всё, вплоть до количества зелени в тарелке с устрицами.
Под занавес
В ресторане всегда знали, кто ты такой, даже если ты этого не знал сам. От метрдотеля зависело больше, чем от любого чиновника. А сама трапеза была спектаклем, где каждый играл свою роль. Одни — с бокалом в руке, другие — с поварешкой. Но на выходе все чувствовали себя частью большого, светского, чуть-чуть театрального Петербурга.
