История личного повара Петра Великого, датчанина Яна Фельтена, звучит как изысканная байка, но в ней — чистая правда и блестящий портрет эпохи. Взлетев с должности владельца трактира на берегу Невы до царской кухни, он стал одним из тех редких иностранцев, кого Пётр не только приближал, но и терпел — несмотря на весьма острый язык.
Сначала всё складывалось как в сказке. Пётр, попав в «Австерию четырёх фрегатов», остался настолько впечатлён, что пригласил Фельтена стать личным поваром. Тот не отказался.
Хотя вкусы императора были просты — перловка, щи и сыр, — он нашёл в поваре не столько гастронома, сколько человека с чувством юмора. А это, пожалуй, в петровском кругу ценилось не меньше, чем кулинарные таланты.
Но шуточки Яна оказались не всегда безобидны. Обиженный тем, что его называли «шведом», он в один момент проболтался о личной жизни царя. Ответ последовал в петровском стиле: Пётр заказал картину, где ласкает супругу повара, а сам Фельтен стоит с трубой — мол, играет свою униженную партию.
Грубовато? Возможно. Но Пётр знал, как мстить с размахом. Фельтен выждал момент для реванша. Уже после смерти царя он отправился с зятем в Кунсткамеру, где увидел трость Петра.
Глядя на неё, он сказал: «Эту мебель можно бы и спрятать… а то у многих зачешется спина». Намек на то, как Пётр «воспитывал» своих приближённых тумаками, прозвучала тонко и мстительно.
Но, несмотря на весь драматизм, эта история не о злобе, а о тонкой игре характеров. Ян остался в России, и даже вошёл в историю. А его племянник Юрий Фельтен впоследствии построил Зимний дворец. Так что кулинарная ссора обернулась архитектурным наследием.
