Автор либретто и хореограф балета «Распутин» Георгий Ковтун не стал подробно пересказывать на языке танца подробности биографии старца и сложную вязь его отношений с царствующим домом. Структура балета — это ряд картин, раскрывающих и внутренний мир главного персонажа, и суть исторических событий начала прошлого века. По такому же принципу выстроена и партитура балета композитора Владимира Качесова. Сценограф Алексей Злобин, следуя замыслу хореографа, освободил сцену для танца: легкие живописные панно-символы, сменяя друг друга, создают атмосферу дворцовых покоев, ярмарки, жестокой бойни первой мировой войны.
Спектакль ставился для корифея петербургской балетной сцены Фаруха Рузиматова, исходя из его индивидуальности яркого танцовщика-актера. Его актерская палитра разнообразна. То мелким бесом проникает Распутин в царские покои, ханжески осеняя себя крестом, то коршуном взлетает в сцене попойки, разбрасывая в стороны собутыльников, то мягкими движениями рук «целителя» возвращает к жизни наследника престола (Елена Никифорова). Танец Рузиматова, экспрессивный и мощный, хочется назвать живописным, столько в нем оттенков, полутонов и литой формы образа.
Темной гипнотической силе Распутина противостоит светлый и хрупкий образ Ангела (Елена Трунина), тщетно пытающегося спасти государево гнездо от разорения и погибели. Поединок добра и зла выразительно прочерчен в спектакле, дуэты Распутина и Ангела исполнены драматизма.
Выразительные характеры удалось создать Оксане Кучерук (императрица Александра Федоровна) и Валерию Лантратову (Николай II). Менее удались в спектакле массовые сцены. Танцы кордебалета в сценах «Пролог», «Разгуляй» и «Ярмарка» мало чем отличаются один от другого и напоминают выступления популярных краснознаменных ансамблей. Они попросту затемняют суть балетного действия. Не отличаются вкусом цыганский танец и дуэт «Апаш».
Спектакль становится наиболее интересным, когда Георгий Ковтун прибегает к излюбленному методу хореографической метафоры. Интересно решена сцена гибели Распутина. Скатерть-самобранка, разостланная перед ним офицерами-заговорщиками, постепенно превращается в их ловких руках в жгут, прочно обвивающий тело жертвы. Поверженный, растоптанный, последним усилием воли Распутин поворачивается к зрителям лицом, на которое надета маска смерти.
Финальная сцена напоминает дагерротип, на котором застыли фигуры действующих лиц — в желанном покое, наступившем после бурных событий. Откуда им было знать, что страшное еще только начинается.