Одним из выразителей этих настроений стал талантливый петербургский журналист и известный в ту пору литератор Николай Брешко-Брешковский — сын знаменитой революционерки, которую называли «бабушкой русской революции». На страницах популярной «Петербургской газеты» он выступил в 1913 году с серией публицистических статей, посвященных «гибели старого Петербурга».
«Никакими силами не воскресишь того, что было и уничтожено, — сетовал Брешко-Брешковский. — В наш все и вся обезличивающий железобетонный век с особенно бережным вниманием следует относиться к художественным, красивым архитектурным памятникам с каждым годом исчезающего старого Петербурга».
Литератора беспокоила гибель старых мостов — Цепного и Египетского через Фонтанку. Возмущение его вызывало также появление «пошлейших современных часов» на арке Главного штаба. Но еще больше возмущала хаотичная и случайная застройка Марсова поля.
«Мы еще варвары, — писал Брешко-Брешковский. — Нет у нас чувства гармонии. Петербург обладает едва ли не самой громадной площадью в мире. Это Марсово поле, не уступающее размерами даже знаменитой парижской Площади Согласия. Сегодня Марсово поле — грязный, неопрятный пустырь, который к тому же умудрились обезобразить двумя «бородавками». Первая — скетинг-ринк, вторая — панорама художника Ф. А. Рубо «Севастопольская оборона».
Действительно, многие горожане были крайне недовольны, что вместо обещанного когда-то «Дворца правосудия» на Марсовом поле появился «Дворец пьяноблудия», как они называли скетинг-ринг. Обозреватель «Петербургской газеты», выступавший под псевдонимом «Не гласный», возмущался, что «под флагом скетинг-ринга вырос грандиозный ресторан для всепьянейшего препровождения времени с шампанским на десятках столиков, с отдельными кабинетами и с торговлей до часа ночи. Давно ли выступала Академия художеств за сохранение стильности старого Петербурга? И вот теперь испорчена красивейшая часть старого города. Ресторан-монстр заслонил вид, с одной стороны, на Летний сад и Инженерный замок, с другой — на Мраморный дворец».
Представители архитектурного мира столицы говорили о том, что Марсово поле может стать одной из жемчужин Петербурга, и предлагали воздвигнуть на нем такие сооружения, каких это пространство заслуживало. «Иначе пройдет несколько лет, и на бывшем Царицыном лугу вырастет целый цветник ресторанов-монстров, и он превратится в веселый ресторанный городок»...
В Петербурге в это время уже существовала комиссия по охране исторических памятников Петербурга. Еще за два года до резких выступлений Брешко-Брешковского она поднимала вопрос о «гибели художественной старины». На заседании комиссии, состоявшемся в сентябре 1911 года, ее председатель Раевский сообщил, например, о художественных достопримечательностях, сохранившихся в усадьбе Новознаменка, где помещалась городская колония для душевнобольных. От былых времен уцелели великолепная живопись, фрески, изразцы редкого рисунка, много уникальных предметов интерьера.
«Могли ли прежние знатные обитатели великолепной усадьбы предполагать, что в «китайских комнатах» и расписных залах будут жить умалишенные, что больница превратится в психиатрическую больницу? — задавал риторический вопрос Раевский. — Только случайность спасла от гибели художественную старину». Капитальный ремонт, который смел бы все следы прежней жизни, удалось предотвратить.
Однако другую достопримечательность старого Петербурга сохранить не удалось. Правда, ценность она имела не архитектурную, а, скорее, историческую. Речь — о полицейской будке, стоявшей близ «Нового Адмиралтейства». Однажды в эту будку во время своей прогулки заглянул государь Николай I. В память своего посещения он соизволил проявить «монаршую благодарность» и наградил будочника за примерную службу ста рублями. Это событие было отражено на мраморной доске, укрепленной на стене будки.
Городские власти намеревались использовать легендарную полицейскую будку для экспозиции создававшегося исторического музея, но не успели: вблизи построили храм Спас-на-Водах, после чего будку снесли, поскольку она мешала проезду. Сохранилась лишь мраморная доска, которая когда-то красовалась на будке...