«Разве можно победить такой народ? Победа за нами!»

«Разве можно победить такой народ?
Победа за нами!»

Как известно, вступление России в первую мировую войну, которую тогда называли второй Отечественной, сопровождалось по всей стране грандиозным патриотическим подъемом, порой переходившим в патриотический угар.

Как известно, вступление России в первую мировую войну, которую тогда называли второй Отечественной, сопровождалось по всей стране грандиозным патриотическим подъемом, порой переходившим в патриотический угар. Каждый день в Петербурге, даже ночью, проходили многотысячные манифестации...
Сегодня перед нами — уникальное свидетельство о тех днях. Это фрагменты из дневника Василия Кузьмича Абрамова, любезно предоставленные автору его внуком петербургским исследователем кандидатом исторических наук полковником в отставке Всеволодом Валентиновичем Абрамовым.

«Мой дед с 1904 года работал телеграфистом на почтовой станции Боровенка,
— рассказывает Всеволод Абрамов. — В начале июля 1914 года, чувствуя приближение войны, он начал писать дневник, ставший для него вторым «я», которому он поверял свои впечатления, мысли, планы. Любой дневник, если его пишет человек беспристрастный, — важный и интересный исторический документ. Ведь он отражает внутренний мир простых граждан, из которых складывается масса, движущая историю».

\

В первые дни войны Василию Абрамову довелось оказаться во взбудораженной столице. Все, что он увидел, запечатлелось на страницах его дневника.
«30 июля. В Петербурге толпы запасных. Запасные на улицах, запасные в трамваях и везде и всюду порядок образцовый. Публика приветствует их, наделяя папиросами, яблоками и пр.

\

Масса добровольцев сотнями и тысячами идут записываться к воинским начальникам. Рядом с безусым приказчиком из магазина шагает ветеран с Георгием, еще дальше студент и молодой босяк в овчинном полушубке. Еще дальше несколько гимназистов. У всех в петлицах значки запаса — добровольцев. Публика приветствует их. Крики «ура» разливаются по улицам. Вот где-то запели гимн. Торжественные звуки подхватила толпа. Запасные, сняв шапки, подтягивают. Звуки гимна заполняют все. Кажется, поет громада старых домов, поет это свежее прекрасное чисто летнее утро.

\

После гимна, повторенного несколько раз, разливается могучее «ура». Над толпою мелькают улыбающиеся лица добровольцев, поднятых на воздух сотнями рук. Молодой офицерик взлетает на воздух, поднятый солдатами запаса при криках «долой немцев». Долго не смолкает «ура», перекатываясь с одной улицы на другую

\

Какой-то старичок пробовал говорить речь, но только успел сказать: «Братья, сражаясь с турками за свободу славян, я не думал, что доживу до того славного момента, когда славянству снова придется столкнуться с немцами». Затем, не выдержав, заплакал и махнул рукой. Громовое «ура» — и старичок подхвачен толпой. В воздухе мелькают седые волоса и медали и ордена старичка. Какая-то дама, сняв с шеи крест, надевает его на студента-добровольца и, благословляя, говорит, что ей не удалось видеть и благословить сына, находящегося в действительной службе, и в лице добровольца-студента благословляет его.

\

Дальше у Николаевского вокзала снова толпа, широким потоком залившая Знаменскую площадь. Гимн и «Спаси, Господи» чередуются с раскатами «ура». Говорят речи. Трамвай должен был остановиться. Поезда на Николаевской дороге переполнены.

\

Пришлось ехать со старичком земляком-новгородцем. Разговорились дорогою. Говорит, что провожал двух сыновей. Я спросил, жаль ли ему их, на что тот ответил, что хоть и жаль, но он благословил их и доволен, что он мог отправить на защиту родины двух сыновей, и добавил, что если этого мало, то готов идти и он. Я заметил, что ему, старику, уже пора помирать, он же, обидясь, сказал, что умереть приятнее бы было на поле брани, может быть, умирая, он отправил бы к праотцам и немца. Ну разве можно победить такой народ! Итак, победа за нами!

\

6 сентября. Я в Петербурге. Жизнь здесь бьет ключом. Когда я был здесь прошлый раз, то было заметно время войны. Везде была масса запасных, теперь же это не так заметно. Замечаешь, конечно, обилие военных, но особенного чего-либо в настроении Петрограда нет. Так же бегут на утрам на службу чиновники, так же Нев-ский заполняется почти к двенадцати публикой, так же заполнены трамваи и кинематографы. Иногда пройдут на вокзалы войска, и все входит снова в свою колею. Кстати, войска проходят прекрасно. Идут бодро, с криками «ура». Публика везде приветствует их, наделяя всем необходимым в пути. Снаряжение у солдат новенькое, чистенькое.

\

22 сентября. Сейчас пришел измученный из округа. Занимался в инспекторском столе, переписывая послужные списки полевых чинов, устал страшно. С раннего утра Петроградом идут войска, направляясь на вокзалы для отправки на театр военных действий. Идут бодро с песнями и шутками. Дай Бог счастливого пути! Один полк шел даже без обмундирования с одним оружием и припасами. Объявлен снова набор ополчения. Все-таки у нас еще громадные запасы силы».

\

Однако радужные мечты и надежды на скорую победу над неприятелем, казавшимся поначалу пустым и никчемным, совсем скоро разбились о суровые реалии войны. Патриотический угар проходил, и постепенно стало приходить понимание реальных вещей. Прошло почти полтора года, и Василий Абрамов с горечью записал в дневнике:

\

«1 января 1916 года. Вот и новый год. Еще одним годом меньше. Кровавым, страшным годом. Год взаимных истреблений людьми друг друга прошел — что принесет нам новый?.. Для человечества тот год принес бездну мук, бездну страданий и лишений. Кажется, если собрать все людские страдания за все годы жизни на земле и взвесить их со страданиями людей этого ужасного года — то кажется, что этот год перетянет все остальные. Так много пролилось крови и слез».