После завершения первой русской революции Петербург охватила настоящая эпидемия самоубийств, не прекращавшаяся и в начале 1910-х годов. Почти каждый день на страницах газет сообщались ужасающие подробности о самоубийствах столичных обывателей.
Казалось, что петербуржцы только и делают, что травятся уксусной эссенцией, кидаются в реки и каналы, бросаются под колеса поездов, трамваев и автомобилей, стреляют в себя из пистолетов. Особенно часто счеты с жизнью сводили представители «интеллигентного общества». Что же касалось мотивов, то, по данным полиции, на первом месте стояла «безвыходная материальная нужда», на втором — «неудовлетворенность жизнью и обманутая любовь». Затем следовали «тоска по умершим и исчезнувшим родственникам», «растрата» и «припадок психической ненормальности».
\
Когда в начале 1912 года в Петербурге появилась «добровольная дружина по борьбе с самоубийствами», ее участники попытались прийти к общему ответу на вопрос: что же становилось главной причиной для самоубийства — материальная нужда или мотивы иного рода? «В старое крепостное время жилось гораздо хуже, а случаев насильственной смерти почти не было, — сказал на открытии общества его председатель. — Не голод рождает смерть, а нравственный распад. В последнее десятилетие материальные блага были провозглашены единственным стимулом и смыслом жизни. От этого наступило одичание, люди вдруг почувствовали душевную пустоту, потеряли вкус к жизни и, тоскуя, лишают себя жизни».
\
Два характерных случая суицида произошли в Петербурге в конце ноября 1911 года. Местом одного из них стала Сенатская площадь, где в ночь на 24 ноября у пьедестала «Медного всадника» сторожа обнаружили лежавшего в беспамятстве прилично одетого молодого человека. При ближайшем осмотре удалось установить, что он отравился сильнодействующим ядом. Пострадавшего уложили на извозчика и отправили в Обуховскую больницу.
\
По документам удалось установить, что отравившийся — 17-летний конторщик Федор Кузнецов. В кармане его пальто нашли несколько записок, написанных преимущественно в стихотворной форме. В одной из них говорилось: «Его указанием (Петра Великого) заветы исполнить я не мог, а потому и ухожу от жизни бурной и мятежной»...
\
А 25 ноября загадочная драма разыгралась в Егоровских банях в Большом Казачьем переулке. Это был классический случай «самоубийства по уговору», достаточно распространенный среди «эпидемии самоубийств». Около семи часов вечера в баню пришли двое молодых мужчин. Они не пожелали идти в общее отделение, а заняли недорогой отдельный номер.
\
Минут через сорок один из коридорных служащих, проходя мимо этого номера, услышал оттуда подозрительный треск, похожий на выстрел из револьвера. Затем треск повторился. В номер несколько раз постучали, однако ответа так и не последовало.
\
Когда в конце концов снаружи дверь удалось открыть, глазам вошедших предстала печальная картина. «Оба незнакомца лежали в одном нижнем белье в распростертых позах, — описывал потом увиденное со слов очевидцев газетный репортер. — Один из них был мертв, а другой находился в бессознательном состоянии. У первого зияла огнестрельная рана в правом виске, а у второго — такого же происхождения рана в левом виске». На столике лежала написанная карандашом записка: «Просим нас похоронить вместе. Павел. Федя. С.-Петербург, 25 ноября 1911 года». Никаких иных бумаг в номере и в одеждах самоубийц найти не удалось.