«Паяцы» Руджеро Леонкавалло стали третьей оперной премьерой сезона в Мариинском театре. Одноактную оперу, которую почти все знают благодаря теноровому хиту «Смейся, паяц!», поставила режиссер и художник Изабель Парсьо-Пьери. В партии страдающего тенора выступил Владимир Галузин. За пультом стоял все регулярнее появляющийся там молодой Туган Сохиев. Постановку, выполненную без режиссерских «перпендикуляров», с понятной сценографией и еще более понятными мизансценами, ревнители традиций восприняли не иначе как «бальзам на больное сердце».
Изабель Парсьо-Пьери уже была известна завсегдатаям Мариинского как сценограф «Турандот» — единственной удачной и полноценной работы французской постановочной команды под руководством Шарля Рубо. В «Паяцах» француженка показала себя режиссером-традиционалистом, знакомым с работой в кинопавильоне. На протяжении двух премьерных дней рядом с Мариинским стояли фуры западной телекомпании, и не исключено, что впоследствии может появиться какой-нибудь DVD с «Паяцами» в исполнении российских певцов. После монтажа продукция Парсьо-Пьери обретет отличное киноизмерение: благо что первых, вторых и третьих планов в новой постановке «Паяцев» было предостаточно.
\
Время — условная современность, где-то между 1980-ми (старомодные фасоны женских платьев у хора) и 1990-ми (внезапный мобильник в руках молодого любовника главной героини). А модная татуировка на плече молодого красавца Сильвио (Владимир Мороз) и соблазнительно облегающий топ на теле Недды — и вовсе из наших дней. Правда, где нынче можно отыскать такой вот уличный театр в перевозном фургоне с трогательной интермедией типа «Тридцать три подзатыльника»? Разве что на летних фестивалях в Европе. В наличии фургон и облупившаяся городская стена одного из итальянских городов, а также гимнасты, жонглеры и актерская атрибутика, — никаких режиссерских извращений. Оттого, в конце концов, по-детски поддаешься скромному обаянию этой естественности. И вместе с массовкой, то есть хором, который дан без изысков, чуть излишне прямолинейно, оказываешься зрителем финальной интермедии — театра в театре, который обернется кровавой драмой.
\
В этой опере просвечивает ХХ век, и потому все, чего так добивался век XIX, здесь подвержено трагифарсовому осмеянию. Драматическое сопрано, которое полвека боролось за любовь и правду, здесь — простушка Коломбина, которой злодей-баритон под личиной клоуна вправе цинично задирать юбку. А тенор-любовник, который вместе с сопрано раньше погибал за правду, состарился и без битв превратился в ослепленного яростью мужа-ревнивца. На примете у Коломбины новые молоденькие Арлекины. Всю эту историю честно отыгрывают Владимир Галузин (Канио), блестяще справляющийся с перевоплощением в любимца публики — стареющего клоуна, Валерий Алексеев (Тонио), старательно отрабатывающий роль уродливого и похотливого циника, и Татьяна Бородина (Недда), в очередной раз покоряющая своими еще не до конца раскрытыми актерскими ресурсами.
\
Все они в упоении окунаются в живительную энергию дивного итальянского мелоса, страданием и наслаждением очищая застоявшуюся кровь слушателей. Переживание чужих страстей дает замечательный оздоровительный эффект.
\
ФОТО Наташи РАЗИНОЙ