Здоровый нонконформизм

Проект Ядрана Адамовича, выставка восточноевропейского нонконформистского искусства "Смысл жизни -- смысл искусства", осуществляется по высшему разряду: он поддержан крупной фармацевтической компанией PLIVA, снабжен роскошным каталогом, был показан в будапештском Музее Людвига и московской Третьяковской галерее, и это, похоже, еще не конец. Хорошо организованное мероприятие современного искусства в наших краях -- достаточно большая редкость, и за одно это его надо хвалить, но МАРИНА КОЛДОБСКАЯ не торопится восхищаться.


Хвалить хочется, но многое мешает. Первое -- название. Когда слышишь о "смысле жизни", на ум приходит беседа разбогатевшего Остапа Бендера с заезжим индийским мудрецом. В результате Бендер начал понимать по-бенгальски, но смысла жизни так и не постиг. От разговоров про "смысл искусства" становится еще непонятней. Какой там смысл, -- "это трудное занятие дал Господь сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем". Так заметил премудрый Соломон, а мы добавим: главное, чтобы упражнялись с удовольствием. В противном случае прекрасная игра становится гражданским подвигом, мукой крестной, плинфоделанием египетским, с возможным, но вовсе не обязательным хеппи-эндом -- попаданием в учебник истории искусств.
Надо признать, примерно так и выглядит история отечественного (и всякого другого) нонконформизма. Путь российского неофициального художника был узок и прискорбен: сопротивление властям, двойная жизнь, тайные гуру, подпольные дискуссии, квартирные выставки, загородные перформансы, безденежье, знакомство с милицией и принудительной психиатрией, посольства, приемы, зарубежные музеи...
Эта сага впервые была предложена российскому широкому зрителю в пору Перестройки, вызвала краткий, но сильный ажиотаж, быстро приелась и надолго вышла из моды. Однако в последнее время она снова стала актуальной, и все мы догадываемся почему -- второе дыхание "совка" коснулось каждого, и большинство уже прикидывает, как жить в случае чего. Недавний и с облегчением забытый опыт вновь кажется важным, выставки о нонконформизме опять становятся популярными.
"Смысл жизни..." устроен в Русском музее сразу вслед за выставкой "Время перемен". Та сопоставляла жизнь и творчество подпольных и официозных художников, главным образом на питерском материале. Нынешняя выставка показывает искусство и быт московских нонконформистов и их восточноевропейских коллег, поскольку, по словам Ядрана Адамовича, "одни и те же события происходили с художниками в 1970-е в Москве, Праге, Загребе, Любляне, Берлине".
Сомнительное утверждение. Режимы были довольно-таки разными, к тому же они не стояли на месте. Это важно, поскольку выставка охватывает солидный хронологический период -- два поколения, вплоть до наших дней. Искусство сопротивления доходит до зрителя, только если ясно, чему именно сопротивлялись. Сравнение режимов Брежнева, Гусака, Тито, Хонеккера -- и соответствующих ситуаций на арт-сцене -- самое интересное, что в этой выставке могло бы быть. Но этого нет -- зато есть лирические тексты в жанре "жизнь и мнения", опирающиеся на беседы с художниками. При всей любви к авторам нашим и всем любопытстве к ненашим -- заметим, что лирика историю не заменяет.
Хотя сама идея очертить новую культурную территорию вполне понятна. Есть законное желание противопоставить западному искусству, надменному и богатому (по определению одного из художников, имперскому), восточноевропейский опыт как самостоятельную эстетическую и этическую ценность. Тем более что советский авангард считается краеугольным камнем мирового contemporary art, и надо еще доказать, у кого больше прав на это духовное наследство. Несколько лет назад художники из словенской группы "Ирвин", практикующие ретроавангард (их творчество представлено на выставке), затеяли проект East Art Map именно с амбициозной целью перекроить художественную карту Европы и переписать европейскую историю искусств.
Увы, это вряд ли получится. Явление искусства становится влиятельным только тогда, когда за ним стоит серьезная политическая реальность. Советский авангард, Великий и Ужасный, был государственным проектом, за ним стояла энергия революции, на самом деле изменившей мир. Восточная Европа рассыпается, каждая страна идет своим путем, причем большинство мечтает влиться в Западную Европу. За восточноевропейским художественным единством не стоит ничего, кроме амбиций интеллектуалов. Эта выставка о прошлом -- не о будущем.
Это наблюдение подтверждается и выбором жанра: для "Смысла жизни..." собрана в основном графика. Нонконформистское искусство предстает на выставке камерным, интимным, глубоко частным делом. По мнению кураторов, графика была областью, где можно было укрыться от государственного контроля, -- территорией свободы, а значит, истины. Отчасти согласимся, но заметим, что именно книжная графика кормила старшее поколение московских концептуалистов, обеспечивала им легальный статус членов Союза художников, давала заработок, мастерские и т. п. Поэтому графика -- в такой же мере инструмент примирения, как и сопротивления.
Если вернуться к географии -- советское (российское) искусство представлено в "Смысле жизни..." москвичами, в основном концептуалистами. С одной стороны, можно сказать, что таков личный выбор организатора выставки, таков его опыт, вкус и круг знакомств. С другой стороны, в личный опыт устроителя почему-то входят только авторы, сделавшие карьеру на Западе. Московский концептуализм -- единственный брэнд российского contemporary art, получивший мировое признание. Сложилась своего рода номенклатура андерграунда, кто вошел в нее -- тот вошел, кто упал за борт -- тот пропал для истории искусств, невзирая ни на какие художественные достоинства. Возможно, смысл жизни и даже смысл искусства именно в попадании в обойму. Но тогда это называется "конформизм".
Что само по себе вовсе не ругательство, скорее дух времени. С сегодняшней точки зрения может даже показаться, что нонконформизм -- такая же душевная аномалия, как, скажем, преданность идеям коммунизма. Искусство вообще ведь -- своего рода болезнь, которую, впрочем, вовсе не обязательно понимать как беду и страдание: она может быть священным безумием, счастливым бредом или тихими радостями идиота. В этом свете нынешний тотальный конформизм -- художников, кураторов и музеев -- видимо, следует считать выздоровлением. Но это новообретенное и стыдливо скрываемое здоровье почему-то не радует.