На «берегу» условились с Виталием Леонтьевичем: вопросов о платформе кандидата на пост главы РФС, шансах претендентов на трон и прочей предвыборной обязаловки сегодня не будет. Об этом неоднократно спрашивали до, не раз спросят после. Сосредоточились на отвлеченных темах. В конце концов, не футболом единым жив человек…
О ПРОВАЛЕ В МОРЕХОДКУ
– Советы принимаете, Виталий Леонтьевич?
– Прислушиваюсь. Если, конечно, толковые.
– Обижаете! Пургу не гоним… Так вот: в интерьере вашего кабинета явно не хватает важной детали. Герб Питера – это правильно, пусть каждый входящий знает, чей земляк тут прописался. Но хорошо бы рядом картину повесить. Или хотя бы репродукцию.
– Какую?
– «Опять двойка». Художник Решетников.
– Что-то связи пока не улавливаю. Расшифруйте.
– Ну как же? Пацан возвращается из школы и стоит, понурив голову, а на него с укором взирает трудовая семья. Ведь и в вашей жизни, Виталий Леонтьевич, была «двойка», перевернувшая все. Не схлопочи вы «пару» на вступительном экзамене в ростовскую мореходку, судьба наверняка сложилась бы иначе.
– По-прежнему считаю в душе, что не получал тогда «двойку». Этого не могло быть по определению! В средней школе учился с отличием, никогда не писал диктант хуже, чем на «четверку», и вдруг такая незадача…
– Происки врагов?
– Не думаю. Отсеяли в числе лишних – вот и все. Сдавал документы на судоводительский факультет, мечтал быть капитаном. Класса с шестого мечтал. До этого хотел стать космонавтом, потому что им был мой земляк Виктор Горбатко. Он тоже родом из Краснодарского края. От звезд отказался в одночасье. На всю жизнь запомнил прогулку на катере из Туапсе. Гид хорошо поставленным голосом рассказывал, что Черное море очень полюбил Александр Сергеевич Пушкин, который, покидая его, написал прекрасные строки:
«Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы.
И долго-долго помнить буду
Твой гул в вечерние часы».
Меня будто громом поразило! Предзакатное солнце, чайки над волной, соленый привкус на губах… Вдруг увидел себя, словно со стороны, – в фуражке с кокардой, в белой штурманке. «Право руля! Машина, полный вперед!» Даже сердце зашлось…
– Видно, морскому волку не только сердце горячее нужно, но и голова холодная.
– Вы что-то путаете, по-моему, эти качества чаще в другой профессии требуются… Словом, в 1974 году конкурс в Ростовское мореходное училище имени Седова был сумасшедший, поступало много сильных ребят, а я приехал из другого края, ни блата, ни даже знакомств… Вот и срезали. Когда увидел оценку, глазам не поверил. Пытался добиться, чтобы показали работу, хотел убедиться, что ничего не перепутали, но это сегодня приемная комиссия идет навстречу абитуриентам, а тогда меня без лишних разговоров отшили. «Отчаливай, салага!» Правда, потом все же предложили перевестись на судомеханический факультет. Но разве можно изменить мечте? Я рвался на капитанский мостик, а меня отправляли в машинное отделение. Словом, отказался.
О БЫТЕ МАТРОСА-МОТОРИСТА
– И что дальше?
– Вот и я задумался: что? Когда уезжал из родной Куринской, где прожил 14 лет, учителя спрашивали: «Если не поступишь, домой вернешься? В девятый класс пойдешь?» Качал головой, понимал, что возврата нет. Теперь предстояло определяться, куда податься. Может, и поехал бы обратно, но гордость заела. Да и сдаваться не привык.
– Вы в Ростов с кем-то из родни ездили?
– Один! Взял чемодан, немного деньжат — и в путь. О том, что не поступил, родителям не сообщил. Первую весточку отправил только через месяц, когда обосновался в Петрокрепости.
– А туда каким ветром вас занесло?
– Решение принял за секунду. Поскольку денег из дома взял в обрез, пошел на ростовский вещевой рынок, продал рубашку (до сих пор помню ее: симпатичная, в мелкую сеточку) и купил на вокзале самый дешевый билет до Ленинграда. На Ростов обиделся, оставаться там не хотел, надумал податься в другие края. Почему на Питере остановился? Логика простая. Рассудил: чтобы выучиться на моряка, надо ехать туда, где много профильных учебных заведений. Балтийский город, Северная Пальмира – место подходящее.
– Где якорь бросили?
– Ночи три провел на Московском вокзале, спал на лавке в воинском зале. Днем ходил по училищам. Глухо! Или экзамены уже закончились, или брали на базе десятилетки, а у меня – восемь классов за плечами. Помыкался и понял: надо идти в ПТУ, но с морским уклоном. Так оказался в Петрокрепости. Отучился три года и получил профессию матроса-моториста.
– Тяжела и неказиста жизнь простого моториста?
– Как сказать! Тем, кто успевал в учебе, давали направления на суда, ходившие в загранку. В советское время это считалось большой удачей. Я единственный из нашей группы в тридцать человек получил рекомендацию. Правда, из-за малолетства – мне еще не исполнилось восемнадцати – паспорт моряка сразу оформить не смог и полгода плавал на теплоходе «Владимир Ильич», возившем туристов по Волге, на Валаам и Кижи. Белый пароход, черная работа.
– То есть?
– Прошел там все этапы. Был матросом по вызову: три коротких гудка – это меня. В одной каюте лампу заменить, в другой – дверь открыть, в третьей – замок починить… По ночам палубу драил. За мной закрепили метров шестьдесят квадратных, отмывал их губкой до блеска. Через месяц вырос до швартовых, потом стал вахтенным матросом в рубке, где уже разрешали за штурвал подержаться. Вкалывал так почти полную навигацию, а в день совершеннолетия пошел за паспортом и – на сухогруз «Александр Прокофьев». Почти два года не возвращался из плавания, родители чуть в розыск не подали: сын пропал! Обычно экипаж менялся через полгода, а я возвращался из рейса и снова уходил.
– Надо полагать, районы красных фонарей в портовых городах изучили основательно?
– Любопытно было заглянуть, не скрою. Но нас же в увольнения отпускали четверками, во главе со старшим.
– А что, он – не человек?
– Мы вели себя скромно, не куролесили без нужды. Во всяком случае, особенных подвигов за собой не припоминаю.
– Ну а фарца?
– Я же пацаном был, что мог понимать в таких вопросах? Кто-нибудь из более опытных матросов советовал, что купить, как провезти. «Смотри на нас, карась!» Например, в СССР разрешалось ввозить не более двадцати метров ситца. Но ширина полотна не оговаривалась. Мы брали двухметровые отрезы, а после таможни сами кроили их на метровые куски. В Болгарии покупали губную помаду, в Иране – шерсть. Но я не слишком налегал на коммерцию, много тратил на подарки родителям, сестре, брату, друзьям. Когда впервые приехал в отпуск, пошел с отцом в туапсинский «Альбатрос», валютный магазин для моряков. Накупил разного добра для родни, а потом сел с батей на пляже под навесом, чтобы жара не так доставала, и стали вдвоем неспешно уговаривать бутылку зубровки. Параллельно беседу беседовали. Никогда не забуду тот разговор. Отец сказал: «Или иди в институт, сын, или собирайся в армию. Нечего от повесток бегать, косить от службы!» Я попытался возразить, дескать, у меня отпуска на полгода набежало, потом хочу еще поплавать, но услышан не был. Батя круто наехал! Ладно, думаю. На следующий же день сел в самолет и махнул в Питер, где поступил в речное училище. Закончил с отличием, на втором курсе стал председателем профкома. С этого, собственно, и началась моя общественная работа. Полгода поруководил комитетом комсомола, потом перешел в Кировский райисполком.
О ПУТИНЕ
– С Путиным ваши дорожки там пересеклись?
– Я входил в инициативную группу, рекомендовавшую в 1990 году Анатолия Собчака на пост мэра Ленинграда. Владимир Владимирович был помощником Анатолия Александровича. Плотно работать вместе стали через пару лет, когда меня перевели в Смольный, назначив вице-мэром. Я отвечал за социалку, а Путин – за внешнеэкономические связи.
– В 1996 году Собчак проиграл выборы, и вас попросили на выход с вещами?
– Члены городского правительства еще до голосования заявили, что, разделяя с мэром ответственность, уйдут, если Анатолий Александрович не получит доверия. Многие так и поступили.
– Знаете, как вас иногда называют, Виталий Леонтьевич? Запасной игрок. Угадайте, чей.
– Не хочу спекулировать на имени главы государства, поминая его всуе. Слишком давно знаю и уважаю этого человека, чтобы пытаться таким образом заработать лишний балл. Мы трудились рядом, в сложные годы бились за общее дело, вместе пережили всякое, так ради чего суетиться сейчас?
– Не возникало чувство, что засиделись на скамейке, что давно пора в основу? А то ведь так и форму можно потерять от расстройства, глядя, как вчерашние коллеги по Смольному рулят министерствами, командуют естественными и не очень монополиями…
– У каждого свое место. Не надо дергаться. Все эти годы я занимался важными и интересными делами.
– А предложение возглавить в 2000 году предвыборный штаб кандидата в губернаторы Петербурга Валентины Матвиенко вы как восприняли?
– Помните, какая ситуация была в городе? Немногие решались перечить тогдашнему градоначальнику Владимиру Яковлеву, а я был независим как материально, так и морально, поскольку «Зенит» не взял у города ни копейки. Клуб динамично, мощно развивался, и я с чистой душой согласился оказать содействие Валентине Ивановне. И через четыре года снова активно участвовал в работе ее штаба, полагаю, внес посильный вклад в итоговую победу.
– За что и получили место в Совете Федерации?
– По-вашему, стал сенатором по бартеру? По принципу «Ты – мне, я – тебе»? Как-то слишком уж упрощенно, если не сказать примитивно, смотрите на отечественную политику… Знаю, ее принято называть грязным делом, но я все-таки выступаю за индивидуальный подход. Ни к чему всех одной гребенкой причесывать. Чистоплюйством не страдаю, но и лужу специально не ищу, чтобы свалиться в нее. Думаю, сумел не замараться.
О ПОЗОРНЫХ 1:7 ОТ «ДИНАМО»
– В 1996-м Путин уехал в Москву, устроившись на скромную должность заместителя кремлевского управделами Бородина, а вы, оставшись в Питере, почти сразу стали президентом. Пусть и «Зенита». Стремительная карьера!
– Да, формально пришел в клуб лишь в 96-м, но фактически занялся им тремя годами раньше. Сначала по службе, а потом втянулся. Работа приносила большую радость, то был лучший период в жизни…
– Так бывает: по прошествии времени плохое забывается, в памяти остается лишь хорошее.
– Почему-то кажется, не было ничего особенно скверного за семь лет руководства клубом. Мне удалось вытащить команду из первого дивизиона, она дважды становилась призером национального чемпионата и выиграла Кубок страны. Самый посещаемый стадион, самые европейские болельщики... Хотя, конечно, и мы спотыкались. В какой-то момент «Зенит» балансировал на грани вылета из премьер-лиги, случались обидные провалы, горькие поражения. Чего стоят хотя бы 1:7 в Москве во встрече с «Динамо»…
– Как, кстати, пережили то фиаско?
– Сидел на трибуне и вдруг почувствовал: что-то будет. Один мяч динамовцам подарили, второй сами себе привезли… Ладно, сборная пролетела от португальцев с таким же счетом. Но там ведь есть Роналдо, Деко, игроки мирового уровня, а в «Динамо» кто нас терзал? Корчагин да, извините, Булыкин… В перерыве спустился к ребятам, посмотрел и понял: хана. Парни морально сломались. Просил не позорить имя клуба, из последних сил упираться. После матча просидели в раздевалке часа три, ничего не говорили, молчали. Ко мне подошел начальник команды: «Леонтич, фанаты не разъезжаются, стоят у выхода, тебя ждут». Встретили гулом, криками «Позор!» Честно сказал: «Простите нас, мужики. Да, сегодня мы обделались. Но даю слово, уже в следующей игре разорвем любого, а в конце сезона будем в призерах». У «Зенита» болельщики уникальные, настоящие. Мне тут же сунули в руку пузырь с водкой: «Пей за наши победы, Леонтич!» Я прямо из горла отхлебнул. Дали бутылку пива отполировать… Вернулся к команде: «Поехали домой, ребята. Нас простили». В том сезоне мы действительно стали серебряными призерами, не обманули фанатов!
– И все равно «Зенит» – не чемпион.
– Это была моя мечта — привезти золото в Питер, подарить победу городу, услышать на «Петровском» гимн Лиги европейских чемпионов. Увы, не случилось. Как «Зенит» не выиграл прошлое первенство? За пять туров до финиша имел всех на хвосте и поразительным образом растерял гандикап. Наверное, руководство не сумело вселить веру в игроков, заставить биться до последнего матча. Может, этот сезон окажется удачнее? Надеюсь, но говорить что-либо определенное затрудняюсь, поскольку не работаю с командой, она стала иной, у руля другие люди. И все же не скрываю: «Зенит» по-прежнему моя любовь.
– Такие признания не навредят потенциальному президенту РФС?
– А зачем таиться? Тони Блэр ведь не боится признаться, что симпатизирует «Ньюкаслу».
– У него все-таки работа иная...
– Наверное, вы в чем-то правы, но я не привык раскладывать по полочкам: вредно, полезно. В футболе болельщик руководствуется эмоциями, а не расчетом.
– Опять горячая голова? Президенту Союза наверняка трезвость понадобится, чтобы в хозяйстве разобраться.
– Не переживайте, справлюсь, головокружениями не страдаю. Но сначала дайте на выборах победить.
О ЗАРПЛАТЕ ПРЕЗИДЕНТА
– Подозреваю, болельщикам абсолютно без разницы, какая фамилия будет у главы РФС. Их волнует иное – качество футбола. Проще говоря, чтобы наши клубы, как вы выразились, пореже обделывались.
– Да, все так. Но победы не придут, пока в футболе порядка нет. Скажем, всем надоели разговоры о договорных матчах. Ведь ясно: если кто-то и заказывает подобные плохие спектакли, так только владельцы и президенты клубов. С ними и надо разобраться, объяснить, что бардаку, царившему при прежнем руководстве, пришел конец. Пора принимать правила игры, единые для всех.
– У вас ведь два высших образования, Виталий Леонтьевич? Напомните тему диплома на юрфаке университета.
– «Должностные преступления».
– Не собираетесь применить полученные знания к предшественнику, к Вячеславу Ивановичу?
– Я против огульных кампаний. Надо вникнуть в суть вопроса, разобраться.
– Но обыск в кабинете Колоскова уже был.
– Не я ведь его проводил и инициировал. Там какая-то давняя история с трансфером.
– Какая зарплата у президента РФС, знаете?
– Недавно посмотрел в штатном расписании. 80 тысяч рублей.
– Для вас это серьезная сумма?
– Как для человека, возглавлявшего клуб Премьер-лиги и продавшего затем свой пакет акций, конечно, нет. Но это созвучно с тем, что получаю как сенатор. Не считаю себя богачом, хотя, безусловно, буду посостоятельнее родителей или брата, у которого частная фирма под Туапсе.
– Вырученные от продажи акций деньги вложили в бизнес?
– Свечным заводиком не обзавелся. Депозиты, ценные бумаги… Честно говоря, потихоньку проедаю те запасы. Жизнь дорожает, расходы растут. Вот уже третий год реконструирую дачу в Комарово, которую арендую последние пятнадцать лет.
– А почему не выкупите?
– Еще в бытность работы вице-мэром распорядился, чтобы семь тысяч участков земли на Карельском перешейке не приватизировались. Считаю то решение правильным. Сорок девять лет аренды на человеческий век должно хватить, а дальше видно будет.
– Соседи разделяют ваш подход?
– Многие из них сейчас уехали. В Москву…
– Теперь на Рублевке встречаться сможете.
– Да у меня в общем-то иные планы. Есть конкретная задача, ее и надо решать. Иначе, как вы говорили, опять «двойка» будет. Хотя я их никогда не получал…