Роскошные дворцовые интерьеры, привлекшие внимание хорошо нам знакомого петербургского фотографа Карла Буллы, украшали (да и по сей день украшают, хотя уже далеко не в том виде) бывший особняк князя С. С. Абамелек-Лазарева, выходящий на набережную Мойки и на Миллионную. Правильнее было бы сказать — особняки, поскольку речь идет не об одном, а о двух совершенно разных зданиях, каждое из которых имеет свою собственную историю.
То, что находится на Мойке, 23, в неоклассическом стиле, не уступающее творениям корифеев классицизма, выстроено в 1913 — 1914 годах по проекту известного столичного зодчего Ивана Фомина и с давних пор входит в число первостепенных памятников петербургской архитектуры начала ХХ века. В его художественных достоинствах можно убедиться на примере театрального зала, представленного на первом из публикуемых снимков: облицованные искусственным мрамором темных тонов пилястры и наличники дверей, увенчанных стоящими на карнизах скульптурными изображениями грифонов, эффектно контрастируют с матовой белизной стен.
\
На второй фотографии изображена большая гостиная с великолепными фламандскими шпалерами, бронзовыми канделябрами и мебелью в стиле Людовика XVI. Она сделана в гораздо более почтенном по возрасту доме на Миллионной, 22, возведенном еще в первой трети XVIII столетия и перестроенном в 1770-е годы в духе раннего классицизма (предположительно, архитектором А. Ринальди) для екатерининского фаворита А. С. Васильчикова. То был в полном смысле слова вельможный особняк; к числу его владельцев принадлежали камергер граф Ф. А. Апраксин, уже упомянутый Васильчиков, герцогиня Бирон, а позднее — князь А. Б. Куракин, фигура в высшей степени характерная для своего времени.
\
Воплощая в себе законченный тип царедворца старого покроя, Александр Борисович недаром получил от современников прозвище «бриллиантового князя». Его страсть к драгоценным украшениям не знала границ: находясь на людях, он неизменно облачался в глазетовый или бархатный французский кафтан, где, как и на камзоле, все пуговицы были бриллиантовые, а орденские звезды, равно как и кресты на шее, — из крупных драгоценных камней. На правое плечо Куракин надевал жемчужный или бриллиантовый эполет, пряжки на башмаках и рукоятка шпаги были алмазные, грудь и рукава украшали дорогие кружева.
\
Малейшая замеченная им неисправность в собственном костюме могла стать для него причиной серьезных душевных терзаний, что, впрочем, неудивительно, ибо ежедневные утренние сцены одевания занимали в его жизни чрезвычайно важное место, продолжаясь порой часами. Любая подробность туалета продумывалась до мельчайших подробностей, а к каждому образцу платья полагалась особенная шпага, пряжки, перстни, табакерки и т. д.
\
Однажды, играя в карты у императрицы Екатерины, князь внезапно сильно побледнел: открывая табакерку, он с ужасом обнаружил, что перстень, надетый у него на пальце, совсем не подходит к табакерке, а та в свою очередь не соответствовала остальному. Волнение его в связи с этим открытием оказалось столь сильным, что он проиграл, имея на руках хорошие карты. По счастью, никто, кроме него, не заметил вопиющей оплошности камердинера.
\
Во времена Александра I, когда сам государь ездил в однолошадном экипаже и совсем исчезли богатые кареты и обложенные галунами ливреи, один Куракин остался верен прежнему екатерининскому обычаю ездить в вызолоченной карете о восьми стеклах, запряженной цугом, с форейтором, двумя лакеями на запятках, двумя верховыми спереди и двумя скороходами, бежавшими за каретой.
\
В 1810 году, когда он жил в Париже, с ним случилось несчастье: на празднике, устроенном австрийским послом в честь бракосочетания императора Наполеона с эрцгерцогиней Марией-Луизой, вспыхнул пожар. Все бросились к дверям, и князя Куракина, галантно пропускавшего дам вперед, толпа смяла и повалила на пол, так что он сильно обгорел и едва не погиб. Как ни странно, спасением своим он был во многом обязан роскошному мундиру, буквально залитому золотом; правда, во время суматохи князь лишился бриллиантов на сумму более семидесяти тысяч франков, похищенных с его одежды.
\
Сохранив до конца жизни безбрачие, Александр Борисович тем не менее на манер турецкого султана оставил после себя не менее семидесяти отпрысков от своих бесчисленных крепостных наложниц, обитавших в светлицах его великолепного усадебного дома в селе Надеждино. Не меньшей роскошью отличался и его городской петербургский особняк на Миллионной, где Куракин провел остаток жизни перед окончательным отъездом за границу в 1817 году.
\
К этому времени относится публикация в «Санкт-Петербургских ведомостях» об отдаче дома внаем. Из него мы узнаем о его обстановке «с шелковыми в двух покоях обоями, с окнами, украшенными драпериями, зеркалами, люстрами, картинами, столовыми часами, с вызолоченными из красного дерева с бронзою и без бронзы всякого рода мебелями», а также о служебных помещениях «с конюшнею на 22 стойла, сараями на 8 карет, с разными погребами и особым для виноградных вин...»
\
Последний хозяин дома на Миллионной, 22, князь С. С. Абамелек-Лазарев (он скончался в 1916 году) ценил роскошь не меньше князя Куракина, но в отличие от того имел научные пристрастия и был дипломированным знатоком и ценителем исторических реликвий. Выпускник историко-филологического факультета Петербургского университета, удостоенный ученой степени кандидата, он совместно с профессором того же университета А. В. Праховым и художником В. Д. Поленовым совершил в 1881 — 1882 годах путешествие по странам Средиземноморья.
\
На территории древней Пальмиры Абамелек-Лазареву удалось откопать плиту с надписями на арамейском и греческом языках. За труды по исследованию этих текстов, оказавшихся не чем иным, как таможенным тарифом, Французская академия надписей признала его своим адъюнктом. В 1884 году князь опубликовал результаты экспедиции в книге под названием «Пальмира».
\
Сохранив купленный им в 1904 году исторический особняк на Миллионной в полной неприкосновенности, Семен Семенович по проекту архитектора Е. С. Воротилова соорудил в 1907 — 1909 годах на месте смежного набережного флигеля (Мойка, 21) своеобразную копию дома при Армянской церкви на Невском, 40, где прошли его детство и юность.
\
В доме на Мойке он полностью воссоздал два особенно дорогих и памятных для него зала, перенеся туда шесть фигурных печей и двери из дома на Невском.
\
Особняки на Миллионной и на набережной внутри объединены, так что человеку непосвященному трудно было бы догадаться, где кончается старое здание и начинается новое.
\
Фотографии из Центрального государственного архива кинофотофонодокументов