В Конституционном суде заговорили о прецеденте. С докладом на эту тему выступил председатель Высшего арбитражного суда Антон Иванов. Несмотря на достаточно четкую формулировку – нам нужна прецедентная судебная система – по окончанию его речи стало понятно, что при использовании самого термина “прецедент” не обошлось без традиционной русской ментальности, и возможное прецедентное право в России имеет мало общего с аналогичным понятием в США или в Великобритании.
Свою “Речь о прецеденте” (тема доклада Антона Иванова на третьих по счету Сенатских чтениях) глава ВАС начал с краткого экскурса в историю, отметив символичность своего выступления именно в здании Сената - органа, который в имперскую эпоху начал формировать единую судебную практику. Посетовав на то, что вся эта кропотливая работа впоследствии сгинула в огне Октябрьской революции, судья вернулся к времени настоящему и отметил, что “в последнее время много говорится о том, что решения наших судов начинают приобретать прецедентный характер”.
По мнению Иванова, российская судебная система уже довольно давно находится где-то посередине между прецедентным и не прецедентным правом. “С того момента, как наши высшие суды получили право принимать постановления пленумов о толковании законов, - пояснил председатель ВАС, - они перешли от классического континентального подхода, согласно которому судебный акт влияет только на то правоотношение, которое подвергалось анализу суда, к более широкому влиянию на социальные отношения”.
Докладчик признает, что создавать прецеденты в классическом их понимании (когда они признаются как источник права) российские судьи пока не могут, причем не столько из-за юридически не закрепленного в стране этого “понятийного” права, сколько из-за физической загруженности служителей Фемиды. Шутка ли: на 141 миллион населения – около 20 миллионов дел в год, то есть по одному на семь человек, - привел цифры Иванов. Где уж тут до создания прецедентов! Между тем, в англо-саксонской правовой системе нагрузка судей невысока, что позволяет им готовить огромные по объему судебные акты, в которых и оттачиваются правовые позиции.
И все же Россия стоит в шаге от перехода к системе прецедентного права, - уверен председатель ВАС. Для окончательной трансформации необходимо лишь установить национальный фильтр при отборе конкретных дел, по которым будут приниматься постановления пленумов высших судов. Такой подход нацелен на поддержание единства судебной практики и повышение авторитета суда – ведь, “если по одинаковым делам высказываются разные правовые позиции, то это роняет авторитет высшего суда, снижает значимость его актов, нарушает принцип правовой определенности”.
Сегодня Верховный суд не стремится создавать прецеденты, - отметил Антон Иванов, - фактически работая “по прежней континентальной модели, с добавлением постановлений пленумов, которые сами по себе являются отступлением от континентальной модели”. И это, по его мнению, не правильно, так как организационная структура ВС позволяет их (прецеденты) формировать. Зато два других высших суда - Конституционный и Высший арбитражный - выбирают наиболее значимые дела (то есть установили фильтры), и это невольно толкает их к формированию прецедентов. “Данный процесс происходит сам собой, независимо от их желания, - отметил в своем выступлении докладчик. - Тут нельзя кого-то упрекнуть в том, что они хотят сделать прецедент источником права. Просто суды выбрали определенную модель работы, и она неизбежно влечет за собой прецедентность их правовых позиций. Но окончательный переход к прецедентной системе – это правильное направление движения, потому что в такой системе много серьезных достоинств”.
Среди преимуществ Иванов выделил три: стабильность правовых позиций, возможность для судебной власти занять достойное место в системе разделения властей и снижение влияния на судей различных внешних факторов, таких как административное давление и коррупция. “Россия – огромная страна, - объяснил арбитражный судья, - и порой очень трудно оценить, принято ли решение по внутреннему убеждению судьи или под влиянием внешних факторов. При формировании прецедентов высшими судами влияние на них этих факторов минимально”.
Предвидя возможную критику со стороны слушателей (а это ведущие представители отечественной юридической науки и практики, руководители судов и органов государственной власти и независимые эксперты), докладчик сразу приступил к отражению предстоящей атаки, разграничив причины, по которым отрицают прецеденты, на две категории. Субъективные, когда проигравшие в процессе ставят под сомнение профессиональные качества судейского корпуса, формирующего правовые позиции. И объективные – если парламент, принимающий законы, избирается народом (а волеизъявление может и поменяться со временем, и вместе с ним - парламент), то создающий прецеденты судья назначается на должность опосредованно народом, и может возникнуть угроза возникновения “государства судей”.
Но на эту потенциальную критику Иванов в своей речи подготовил возражения. И первое из них – юридическая несостоятельность законодателя. “Как бы это обидно ни звучало, но депутатский корпус с трудом воспринимает абстрактные правовые позиции, - произнес выступающий, - простые решения он способен принять, но, когда речь идет о толковании фундаментальных норм, о создании принципиально новых правовых позиций, основанных на толкованиях принципов права, здесь прецедент намного более удобен и полезен, нежели чем принятие законов парламентом”. Обвинению же прецедентной системы в ограничении независимости судьи глава Высшего арбитража противопоставил утверждение, что “принцип правовой определенности – более высокая ценность, чем независимость судьи”.
По завершению своего доклада Антон Иванов озвучил четыре направления, которые он видит при развитии прецедентного права в России. Первое - это публикация судебных актов в сети Интернет, которая не только повышает открытость системы, но и позволяет провести тщательный анализ документов. Второй вектор – мотивирование высшим судом отказов в пересмотре дел, по принципу отказных определений Конституционного суда. Третье направление - это расширение процессуальных возможностей применять выработанные правовые позиции при пересмотре других дел. Имеется в виду пересмотр дел в связи с появлением новых обстоятельств – такой термин содержится в поправках, предложенных ВАС законодателю после январского постановления КС. Арбитраж предлагает разделить понятия “вновь открывшиеся обстоятельства” (сообщение о факте) и новые (постановления КС, ЕСПЧ и др.).
Четвертое направление, которое видит Иванов, - это введение так называемого преюдициального запроса (запрос нижестоящего суда в вышестоящий за толкованием нормы права, – прим. ред.). Такая возможность существует в рамках конституционного судопроизводства, и ВАС еще одним законопроектом предлагает законодателю дать такое право арбитражам. “Введение преюдициального запроса обусловлено чисто практическими соображениями, - пояснил главный арбитражный судья России. - Например, налоговое законодательство меняется слишком часто и не слишком квалифицированно, поэтому каждое его изменение влечет за собой тысячи дел, где возникает спор по поводу туманных формулировок Налогового кодекса. Было бы разумным иметь механизм, который позволял бы останавливать этот поток дел на ранней стадии, раз уж мы никак не можем повысить качество законодательных работ, сделать так, чтобы мы не читали с ужасом поправки в НК”.
Заканчивая речь, Антон Иванов отметил, что нужно стремиться к тому, чтобы все высшие суды поддержали идею прецедентного права. “Другое дело, что спешка в реализации предложенных идей недопустима, потому что не общество существует для судов, а суды существуют для общества”, - подчеркнул он. Этот римский постулат о взаимоотношениях гражданского общества и судебной системы – одно из немногих положений, которые не вызвали возражений у доктора юридических наук и профессора юрфака СПбГУ Юрия Толстого. Во время дискуссии он отметил, что из всего доклада Иванова согласен лишь с тем, что “российский депутатский корпус с трудом формулирует абстрактные правовые позиции”, а “депутаты парламента не менее далеки от народа, чем судьи”.
А вот то, что “движение в сторону окончательного перехода к прецедентной системе – это движение в правильном направлении”, Толстой назвал “явным забеганием вперед”. “Мы только нащупываем оптимальные пути для перехода”, - заявил он, напомнив, что еще профессор Вильнянский в “Ученых записках Харьковского юридического института” отрицал возможность существования единичного судебного прецедента в качестве источника права. “Я не совсем понимаю, почему вас не устраивает та форма правотворчества, которая воплощается в постановлениях пленумов ВС и ВАС и, тем более, в постановлениях КС, - спросил юрист. - Кстати, в этой иерархии, безусловно, главенствующее место занимает КС, а что касается ВС и ВАС, они все-таки занимают более скромное положение. Если обратиться к политологии, то я бы провел такую аналогию: КС претендует в области нормотворчества на положение “Единой России”, а ВС и ВАС - пока могут претендовать только на положение “Справедливой России”, так как не наделены правом признавать законы не соответствующими Конституции”.
Такой напор со стороны доктора юридических наук вынудил председателя Конституционного суда Валерия Зорькина броситься “спасать ситуацию”. Он заметил, что решения президиумов ВС и ВАС формально уже давно претендуют на то, чтобы встать выше закона, и пусть даже по конституционному значению не имеют обязательной силы, но де-факто они стали таковыми. “Мы, действительно, находимся в самом начале пути, - примирительно заявил Зорькин, - но этот путь с развилками: направо пойдешь – голову потеряешь, налево пойдешь – в яму провалишься, прямо пойдешь – без обеда останешься. С этой точки зрения важно выбрать этот путь таким образом, чтобы сохранилась Конституция в неокрепшей стране с правовым нигилизмом, сохранилась законность, под которой находились бы все: и законодатели, и судьи, и чиновники, и рядовые граждане”.
Третьи Сенатские чтения вполне логично закончились словами человека, возглавляющего КС, решения которого окончательны и обжалованию не подлежат. Остается только отметить, что никто из участников дискуссии не решился назвать то, о чем говорил Иванов, прецедентом. Ведь механизм, который описал в своем докладе председатель ВАС, больше напоминает не “систему, в которой основным источником права признается решение, вынесенное судом по конкретному делу”, а, как справедливо отметил Толстой, обзор судебных решений, который нацелен на создание единообразной правоприменительной практики. Такие обзоры широко практиковались еще во время существования Верховного суда РСФСР и де-юре сохранились до сих пор, но де-факто почему-то перестали удовлетворять потребности современников.
Юлия Никитина, “Фонтанка.ру”