Мнения по поводу экспорта природных ресурсов в российском обществе расходятся. Официальные комментаторы основное внимание уделяют политике Центробанка — в первую очередь монетарной стерилизации, которая кажется им единственным способом обуздать инфляцию. Кто-то подчеркивает, что Россия превращается в сырьевой придаток промышленно развитых стран, и, как выразился покойный академик Никита Моисеев, неотвратимо действует «дьявольский насос», выкачивающий ресурсы из страны...
Боюсь, что «насос» запустили все же мы сами, причем без принуждения. Да и «сырьевой придаток Запада» — образ скорее пропагандистский, чем экономический. Недавно в нашем институте молодой исследователь Марина Журавлева сделала расчет на основе модели ренты Хотеллинга (это один из принятых в мире методов прогнозировать исчерпание запасов природных ресурсов). Оказалось, что следует ожидать постепенного переноса основного направления экспорта природных ресурсов на страны СНГ. Другими словами, Россия станет «сырьевым придатком» отнюдь не «акул империализма», а бывших республик СССР.
\
Некоторые точки зрения на эксплуатацию природных ресурсов связаны с распределением их запаса по времени использования. С одной стороны, налицо чувство вины перед будущими поколениями за растрачиваемые невосполнимые ресурсы. С другой стороны, для «ныне действующего» поколения богатство природных ресурсов представляется конкурентным преимуществом, отказываться от которого не очень хочется. Как писал когда-то Андрей Вознесенский: «Я должен мальчику 2000 года за газ и за воду и погибшую северную рыбу. (Он говорит: «Спасибо!»)». Мысль точная, хотя в деталях поэт ошибся: северная рыба нашими «Электронами» пока ловится, а счета за газ и воду не могут оплатить как раз пенсионеры поколения Вознесенского...
\
Напомню определение Всемирной комиссии по окружающей среде и развитию: «Устойчивое развитие — это развитие, которое удовлетворяет потребности текущего поколения, не подрывая способность будущих поколений удовлетворять свои потребности». В 1974 году экономист Роберт Солоу (будущий Нобелевский лауреат) построил математическую модель, учитывающую ограниченность природных ресурсов. Чтобы обеспечить устойчивое развитие, Солоу заложил в свою модель «максиминный» критерий, предложенный философом Джоном Ролсом: «Следует выбирать тот вариант распределения продукта между участниками, при котором наиболее ущемленный участник получает возможный максимум».
\
Удивительно, но наиболее ущемленным, по Солоу, оказывается совсем не будущее поколение, лишенное природных ресурсов, а современное поколение. Дело в том, что наряду с расходованием ресурсов происходит технический прогресс. И каждому следующему поколению оказываются доступны новые материалы и технологии, которых не было у предшественников. Как показал Солоу, расходуя ресурсы, нынешнее поколение должно создать значительный производственный капитал («машины»), на базе которого и будет происходить дальнейший экономический рост.
\
Позднее другой экономист, Джон Хартвик, нашел такое решение: современное поколение должно инвестировать в «машины» ВСЮ прибыль, получаемую от природной ренты. Похожую идею отстаивает сейчас академик Дмитрий Львов: вся природная рента должна принадлежать обществу. Правда, Львов в основном сосредоточился на собственно экспроприации...
\
Как же должно общество распорядиться ресурсной рентой? Потребить? По Хартвику, истощаемый запас ресурсов должен постепенно превратиться в запас производительных «машин».
\
Однако не стоит забывать, что технический прогресс не происходит сам по себе. Чтобы действительно улучшались технологии и появлялись новые материалы и продукты, общество должно направить значительные материальные средства и человеческие ресурсы в экономику знаний — образование, науку, опытно-конструкторские разработки. При этом, если не срабатывают рыночные механизмы, должно вмешаться правительство (как было когда-то в странах «экономического чуда» — Германии, Японии, Корее, как это происходит сейчас в Китае).
\
Увы, говорить об инновационной промышленной политике в России пока не приходится, а о реформах науки, образования, здравоохранения можно говорить только как о губительных. Исправно растет Стабилизационный фонд (к концу года он, как ожидается, превысит 50 млрд долларов). Но его название точно отражает цель — избежать изменений в состоянии экономики. К сожалению, любых изменений — в том числе и к лучшему...
\
И это еще только часть проблем, которые ставят перед обществом те же нефть и газ. Гипотеза, известная как «проклятие природных ресурсов», состоит в наличии отрицательной зависимости между богатством природных ресурсов и темпами экономического роста. Эта гипотеза подтверждается статистически по большому числу стран. Особенно впечатляет пример Нигерии, где в 1965 — 2000 годы нефтяные доходы на душу населения увеличились с 33 до 245 долларов (в сопоставимых ценах); тогда как ВВП на душу населения остался на прежнем уровне, а доля бедных возросла с 36 до 70%.
\
«Проклятие природных ресурсов» связано с понятием «голландская болезнь». Поясню ее суть. В стране производится помимо сырья и энергоносителей два типа товаров: торгуемые, которые могут продаваться и покупаться за рубежом, и неторгуемые — для внутреннего использования. К торгуемым относятся прежде всего обработанные промышленные изделия, а к неторгуемым — услуги и строительство.
\
Когда национальный доход страны возрастает в результате повышения доходов от продажи природных ресурсов, возрастает и внутренний спрос на товары и услуги. Но поскольку торгуемые можно импортировать извне, а неторгуемые — нельзя, то растут неторгуемые сектора (строительство, услуги, торговля). Происходит деиндустриализация страны: общее число рабочих мест в промышленности уменьшается, так же как и инвестиции в промышленность (как доля ВВП).
\
Но еще не это главная беда «голландской болезни». Обрабатывающая промышленность обычно хорошо влияет на экономику в целом. Это может быть связано с более высокими требованиями к образовательному уровню работников, с большей наукоемкостью технологий. Поэтому сжатие сектора обрабатывающей промышленности влечет за собой сокращение сектора науки и опытно-конструкторских разработок, а также деградацию инженерного образования.
\
Перечислю еще несколько типичных симптомов «голландской болезни». Укрепление национальной валюты снижает конкурентоспособность торгуемых товаров на внешнем рынке, что часто ведет к усилению протекционизма. Возникают трудности в трансформации сбережений граждан в инвестиции. Сбережения аккумулируются в иностранной валюте или вообще уходят из страны (как тут не вспомнить: за 9 месяцев 2005 года россияне приобрели только в банках валюты на 29 млрд долларов, что на четверть больше, чем за тот же период прошлого года).
\
Большой и плохо функционирующий общественный сектор в условиях «голландской болезни» ведет к борьбе за ренту, к коррупции, к концентрации власти и богатства, к росту неравенства и бедности, к подрыву демократии. В странах, подверженных «голландской болезни», обычно возникает ошибочная уверенность в завтрашнем дне. При этом необходимые структурные реформы постоянно откладываются. Еще один характерный для России признак: уменьшаются трудовые усилия.
\
На основе математических и компьютерных моделей мы исследовали возможные механизмы отрицательного влияния ресурсозависимости на экономический рост. Эти проблемы связаны, с одной стороны, с рынками труда, с другой — с увеличением доли национального дохода, получаемой «ресурсовладельцами» (фирмами, присваивающими природную ренту).
\
В России сырьевые отрасли больше других страдают от укрепления рубля, и это дает им повод требовать налоговые льготы. С одной стороны, такая постановка вопроса выглядит справедливой. Но, с другой, как показывают наши модели, очень важно, чтобы пропорции в распределении национального дохода остались в определенных границах. Иначе произойдет вытеснение инвестиций из сектора обрабатывающей промышленности. Поэтому основным путем повышения темпов экономического роста должно стать развитие инновационной экономики — экономики знаний.
\
ФОТО REUTERS