До отмены крепостного права крестьяне в России считались не только рабочей силой, но и собственностью — наравне с лошадьми, мебелью или охотничьими ружьями.
Помещики могли не только продавать и закладывать людей, но и обменивать их на товары и услуги. И порой предмет сделки оказывался куда ценнее человеческой жизни.
Люди в обмен на собак и лошадей
Известны случаи, когда за породистого пса отдавали сразу несколько девушек-невест, а за борзую суку — целую деревню. Историк Дмитрий Зенюк выяснил, что село Маргаритово на юге России основали семьи, которых переселили в обмен на собак.
В другом случае за лошадь могли получить семью с детьми: в пушкинскую эпоху породистые скакуны стоили вдвое дороже крепостных мужчин.
Музыкальные инструменты, мебель и даже часы
Некоторые сделки поражают своей бытовой прозаичностью. Крестьяне менялись на мебель, фарфор, ружья и даже музыкальные инструменты. Виолончель выдающегося качества могла стоить человека, тройку лошадей и экипаж.
Казачий офицер обменял женщину на наручные часы. Подобные объявления в газетах второй половины XVIII века выглядели так: «Продаётся осетрина, семь сивых меринов и муж с женой».
Дарили за молитву и отпуск
Иногда людей отдавали не за предметы, а за услуги. Например, священнику — чтобы тот молился о душе помещика. Или начальнику гвардейского офицера — в благодарность за продлённый отпуск.
Бывали случаи, когда барыни «дарили» крестьян своим знакомым — купцам или чиновникам — за содействие в суде или просто из уважения.
Человек — часть списка
Сложно представить, но в описаниях сделок человек часто значился в перечне имущества: между мебелью, кроватями и скотом. Цены варьировались: младенец — 50 копеек, актриса крепостного театра — до 5 тысяч рублей. Люди искусства и ремесленники стоили дороже остальных. Но суть оставалась прежней: за право распоряжаться судьбой человека платили — или меняли.
Память об этом — напоминание
Сегодня такие страницы истории воспринимаются как нечто чуждое и далёкое, но они важны для понимания, почему реформа 1861 года была не просто юридическим шагом, а нравственным сдвигом. Вещи остаются вещами. А человеческая жизнь должна быть вне шкалы обмена.
