На Большой Конюшенной в Петербурге очередь за пышками стала неотъемлемой частью городского ландшафта. До ста метров людей, терпеливо выжидающих бумажный пакет с горячими, хрустящими кругляшами.
Это уже ритуал, в который включаются все: от случайных туристов до убеждённых петербуржцев. Даже дождь не разбивает строй желающих — лишь добавляет шарма.
Внутри пышечной времени не изменилось. Советские плакаты, непреклонные продавщицы с идеальной хмуростью, жареное тесто по 25 рублей за штуку. Атмосфера родом из прошлого, в которой есть всё: и лёгкое недовольство, и восторг от преодоления, и тихое торжество.
Но сравнение напрашивается: московские пончики из старейшей останкинской пончиковой или всё же петербургские пышки? Пробуя и те, и другие, можно прийти к неожиданному выводу — это один и тот же язык, просто с разным акцентом.
Ленинградская версия — чуть легче, воздушнее, тоньше по текстуре. Московская — плотнее, чуть грубее, но с не менее приятным вкусом. В обоих случаях — жареное тесто с сахарной пудрой, вызывающее ту самую, детскую радость.
Сравнение оказывается не дуэлью, а актом примирения. И то, и другое — вкусно. И то, и другое — с историей. А главное — с ощущением, что ради таких мелочей стоит ждать. Хоть и необязательно час в очереди.
На выходе из пышечной кто-то обязательно спросит: «А вкусно хоть?» И кто-то обязательно ответит: «Да тут же не за вкусом стоим. Тут — за легендой».
