В XV веке по Новгороду ходила тень. Её не звали по имени — шептали, опасаясь доноса, ибо за одно прикосновение к этой книге можно было угодить на костёр.
Её называли «Шестокрыл» — звёздная, колдовская, опасная. Этот трактат будто выпал из другой реальности. Его не писали на Руси, не благословляли в монастырях, не переписывали на церковных пергаментах.
Он пришёл с юга — из Кафы, в интерпретации караимов и мистика Иммануэля бен-Якова. И принёс с собой знания, от которых стынет кровь: лунные таблицы, расчёты затмений, формулы движения змия — условной точки, где пересекаются орбиты.
Церковь увидела в нём ересь, народ — магию. Одни шли в соборы с доносами, другие — к еретикам с просьбами угадать дату затмения или конца времён. «Шестокрыл» стал библией для «жидовствующих» — тайного кружка новгородских вольнодумцев, бросивших вызов самому православию.
И хотя архиепископ Геннадий позже доказал: перед ними не колдовской гримуар, а учебник по астрономии, — чары книги это не рассеяло. Потому что дело было не только в звёздах — а в том, кто осмелился на Руси читать не то, что велела Церковь.
Оттого книга и осталась в списке «отречённых», и за ней продолжали охотиться, даже когда костры уже погасли. Эта книга не убивает, не заклинает — но лишает страха. А именно страхом Русь всегда держали в повиновении.
