Император, десятилетиями живший в тени матери в Гатчине, вынес оттуда не только обиду, но и альтернативную модель государства — милитаризованную, дисциплинированную, аскетичную, проникнутую духом прусской муштры.
Весь Петербург, привыкший к свободной, блестящей и расточительной жизни при Екатерине, был поставлен под ружьё в прямом и переносном смысле.
Город мгновенно изменил ритм и облик.
В нём воцарилась казарменная дисциплина. На улицах появились патрули, строго следившие за соблюдением новых правил: определённый цвет и фасон кафтанов, запрет на круглые шляпы и фраки (символы французской вольности), обязательное падение ниц при встрече с императором.
Вечерняя жизнь практически умерла: балы и ассамблеи сменились вахтпарадами и разводами караулов.
Архитектура также стала иной: вместо изящного классицизма Екатерины Павел тяготел к суровому, замкнутому средневековому образу.
Его главное творение — Михайловский замок — стал зримым манифестом его правления: неприступная крепость, окружённая рвами, в центре города, символизировала страх, оторванность от подданных и маниакальное стремление к безопасности.
Петербург из «Северной Пальмиры» на время превратился в опорный пункт деспотии, где каждый житель чувствовал себя на смотру или на осадном положении.