Ленинград, город с богатой историей и неповторимой архитектурой, хранит в себе не только шедевры имперского зодчества, но и следы грандиозных социальных экспериментов.
Один из таких следов — дом-коммуна на углу улиц Рубинштейна и Щербакова (бывшая Троицкая улица и Пролетарский переулок), получивший впоследствии меткое прозвище “Слеза социализма”.
Его история — это иллюстрация того, как утопические идеи нового быта столкнулись с суровой реальностью.
Романтика руин и рождение дома-коммуны
Путь по улице Рубинштейна, овеянной строками Высоцкого: «В Ленинграде-городе, у Пяти Углов, получил по морде Саня Соколов…», проходит мимо дома, чья история началась с мечты о “новом быте”.
В конце 1920-х годов, на излете НЭПа, в СССР активно развивались жилищные кооперативы. Граждане получили возможность объединяться для совместного строительства жилья.
Идея создания “дома-коммуны” для инженеров и писателей родилась на месте бывших развалин, переживших революционные потрясения.
“На углу Троицкой ул. и Пролетарского пер. находятся развалины большого дома”, — писали ленинградские газеты, отмечая, как “сомнительную романтику прошлого сейчас заменяет романтика советского сегодня”.
Архитектор Андрей Андреевич Оль, проектируя этот дом, возможно, грезил о революционном преображении быта. Однако результат превзошел все ожидания — и не всегда в лучшую сторону.
В квартирах отсутствовали как кухни, так и индивидуальные санузлы.
“Душевые, ванны и туалеты имелись только на этаже в формате «мест общего пользования»”.
Отсутствие кухонь объяснялось всеобщим увлечением идеей обобществления быта: архитекторы и строители того времени искренне полагали, что в будущем все будут питаться исключительно в столовых.
“Ничего из этого не получится, но кто же тогда, в 1929 году это знал”, — подчёркивает исторический контекст.
Реальность оказалась иной: люди не полюбили постоянные столовые, а государство не смогло обеспечить стабильное снабжение продуктами, что привело к введению карточной системы.
“Мы строили-строили и наконец построили”: заселение и первые трудности
Строительство “Дома-коммуны инженеров и писателей” началось в 1929 году “из того, что было”. За два года дом был возведен и заселён. Шестиэтажное здание вместило 52 квартиры различной площади, в том числе двухуровневые.
Часть шестого этажа занимал солярий, а на первом располагались библиотека, столовая и детские комнаты — в соответствии с “Типовым положением о доме-коммуне”, разработанным в Центросоюзе.
Как отмечается в книге Н. Лебиной и В. Измозика “Петербург советский. Новый человек в старом пространстве”, “коммунары собирались отказаться от мебели и бытовых предметов, а воспитывать детей, стирать и делать уборку в квартирах планировалось совместно”.
Однако реальность оказалась далека от идеалистических представлений.
Даже для таких энтузиастов, как Ольга Фёдоровна Берггольц, ставшая одной из первых жительниц, совместный быт при таком количестве совершенно разных людей оказался невыносимым.
“Красивые идеи и их реальная реализация — это не одно и то же”, — убедилась Берггольц на собственном опыте.
Даже архитектура, выполненная “под Корбюзье”, не спасла от проблем.
“Звукопроницаемость же в доме была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже… играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было всё слышно вплоть до плохих рифм”.
Это “слишком тесное вынужденное общение друг с другом в невероятно маленьких комнатках-конурках очень раздражало и утомляло”, — честно признавалась она.
«Слеза социализма» и оценка современников
Даже Сергей Миронович Киров, проезжая мимо, высказывался о доме-коммуне весьма критично.
“«Слезу социализма» следует заключить в стеклянный колпак, дабы она, во-первых, не развалилась и дабы, во-вторых, при коммунизме видели, как не надо строить…” — рассказывают о его высказывании.
Эксперимент по обобществлению быта в масштабах дома оказался слишком сложным. По сути, это была коммунальная квартира, но в ещё более жёсткой форме.
Лишь в 1960-е годы, в эпоху перемен, дом был реконструирован. Каждая квартира получила собственные кухни и санузлы.
Эксперимент, таким образом, окончательно завершился, но прозвище “Слеза социализма” за домом, расположенным неподалёку от Невского проспекта, закрепилось навсегда.
Сегодня этот дом — несомненно, памятник конструктивизма.
“«Слеза Социализма», несмотря на всю ироничность данного дому прозвища – и исторический, и архитектурный памятник”, — констатируется без всякой иронии.
Хорошо, что он сохранился и продолжает ремонтироваться, служа напоминанием о грандиозных утопиях прошлого и о том, как важно учитывать человеческий фактор при проектировании нового быта.