Это был путь от восторга гостя к диагнозу жителя.
Ода городу-мечте (Державин, молодой Пушкин)
Восемнадцатый век и начало девятнадцатого видели в Петербурге чудо, явленную волю Петра.
«Люблю тебя, Петра творенье...» — это взгляд восхищённого созерцателя на целостный, гармоничный ансамбль. Поэт видит «строгий, стройный вид», гранит, «державное теченье» Невы.
Город здесь — законченный шедевр, символ победы разума и воли над хаосом природы. Это взгляд с Дворцовой набережной, с парадного ракурса.
Прозаическое и критическое погружение (Гоголь, «натуральная школа»)
К 1840-м годам поэтический восторг сменяется аналитической, часто сатирической прозой. Писатели спускаются с невских панорам в грязные переулки Коломны, на шумевшие рынки, в казённые квартиры бедных чиновников.
Гоголь в «Невском проспекте» разоблачает фальшь парадной улицы, показывая, как за блестящим фасадом скрываются пошлость и трагедия.
В «Шинели» Петербург — бездушная машина, перемалывающая «маленького человека».
Дмитрий Григорович в «Петербургских шарманщиках» и других очерках показывает город как среду обитания городского «дна» — нищих, ремесленников, несчастных детей. Это взгляд изнутри, с тротуара, а не с царской колесницы.
Рождение фантасмагории
Именно из этого критического взгляда вырастает и фантасмагорический, сюрреалистический образ города.
Если реальность Петербурга — это абсурд чиновничьей иерархии («Нос»), социальных контрастов и угнетающей архитектуры, то литература отвечает на это гротеском.
Город начинает жить своей, иррациональной жизнью, тени на стенах пугают, а бюст на памятнике может сойти с пьедестала.
Этот образ будет подхвачен и доведён до апогея Достоевским и символистами.
Прогуливаясь по темным дворам-колодцам в центре, особенно в промозглый вечер, вы попадаете именно в тот Петербург, который открыла «натуральная школа» — город не дворцов, а подворотен, не триумфов, будничных драм.
Эта эволюция образа от одического к критическому и фантасмагорическому — лучший индикатор взросления русской литературы и её готовности говорить не только о величии империи, но и о цене, которую платит за это величие простой человек.