На месте хаотичного скопления слобод, деревянных хибар и пустырей он обнаружил бы законченный имперский ансамбль.
Болотистая дельта Невы была полностью покорена: гранитные набережные сковали реки, строгие линии проспектов прорезали острова, сотни каменных дворцов сменили «образцовые» мазанки.
Знакомыми остались бы лишь три главных луча, сходящихся к Адмиралтейству, да шпиль Петропавловского собора, но теперь они венчали не глинобитную крепость, а центр великой европейской столицы.
Однако самым сильным потрясением стал бы сам дух города.
Вместо казарменного дисциплинарного лагеря, где каждый выполнял государственную повинность, он увидел бы блестящий светский салон.
По набережным и в Летнем саду гуляли бы не спешащие на работы мастеровые, а разодетая в шелка и бархат публика, обсуждающая последние парижские новости.
Язык улицы наполнился бы иностранными словами, в воздухе витали бы не запахи болота и смолы, а ароматы кофе и духов.
Прагматичный, деловой Петербург Петра I превратился в театральную сцену для представления имперской мощи и европейской утончённости.
Город, который он задумывал как верфь и крепость, научился быть столицей в полном смысле слова — местом, где не только правят, но и живут изысканно, мыслят свободно (насколько это возможно) и творят культуру.