В середине XIX века Россия искала свой голос в музыке. В Европе царили Вагнер, Лист и Верди, в Париже рождалось импрессионистское искусство, Москва тянулась к символизму. Петербург же подарил миру "Могучую кучку".
Как всё начиналось
В 1850–1860-е годы молодой Милий Балакирев собирает вокруг себя единомышленников, для которых музыка становится не только искусством, но и способом говорить о России. К нему примыкают Модест Мусоргский, Николай Римский-Корсаков, Александр Бородин и Цезарь Кюи.
Позже критик Владимир Стасов даст этой компании название, которое переживёт века: "Сколько поэзии, чувства, таланта и умения есть у маленькой, но уже могучей кучки русских музыкантов".
Идея национальной музыки
Для кучкистов было важно найти свой, "русский" звук. Они обращались к народным песням, церковному пению, сказаниям и историческим сюжетам. В их операх и симфониях слышны отголоски крестьянских хороводов, ярмарочных криков и народных преданий.
При этом каждый из участников оставался самобытным: у Бородина — эпическая ширь, у Мусоргского — драматическая правда, у Римского-Корсакова — тонкая оркестровка.
Петербургская атмосфера
Их встречи проходили в домах на Невском и Васильевском острове. Там спорили о музыке и литературе, зачитывали Белинского и Герцена, обсуждали новые пьесы и картины.
Кружок тянулся к другим искусствам: с ними общались Иван Тургенев, Илья Репин, Марк Антокольский.
След в истории
Хотя в 1870-е "Могучая кучка" как группа распалась, её идеи продолжали жить в консерватории, где Римский-Корсаков воспитал целое поколение учеников.
Их музыка звучала уже не только на русских сценах — "Борис Годунов", "Князь Игорь", "Снегурочка" стали частью мирового репертуара. А сам термин "русская пятёрка" закрепился и за границей, от Парижа до Нью-Йорка.