С одной стороны, двор следовал общеевропейской моде, ориентируясь в первую очередь на Версаль.
В моду вошли платья с широкими фижмами, высокие причёски-«пуфы», украшенные перьями и драгоценностями, сложный макияж.
С другой стороны, под влиянием идей Просвещения и растущего национального самосознания, в моду начали входить «русские» мотивы. Это было не возвращение к допетровским одеждам, а их стилизованное, часто театральное переосмысление.
На маскарадах и праздниках (например, на знаменитом «Каруселе» 1766 года) аристократия появлялась в костюмах, стилизованных под русские народные или древнерусские (боярские) наряды.
В архитектуре загородных дворцов (например, в «готическом» стиле Царицына под Москвой) и в интерьерах использовались мотивы русского узорочья.
Сама Екатерина ввела моду на «русское платье» для придворных дам в определённые дни — упрощённый вариант сарафана с кокошником, который, впрочем, шился из дорогого шёлка и отделывался кружевом.
Этот интерес к «национальному» был поверхностным и декоративным, но он отражал важный идеологический поворот: европеизированная элита начала искать способы легитимировать свою власть и культуру через связь с историей и традициями страны, которой она управляла.
Петербургский двор, оставаясь самым европейским местом в России, начал конструировать и свой, имперский вариант «русскости».